Задержанное эхо (с лёгким налётом фэнтези)
Вчера я ложился спать последним, и нужно было сделать это как можно тише: все домашние с утра где-нибудь работали, и только я, как пенсионер, был свободен от этой повинности. Оттого, что я старался как можно меньше греметь и шуршать (и особенно шлёпать вечно слетающими с ног резиновыми тапочками), я произвёл неимоверное количество шума, и мне показалось, что от этой моей всегдашней неряшливости кисло поморщился не только я сам, но и весь возмущённый дом, – и даже сильнее обычного насупился и без того лохмато нахмуренный коридорный сумрак!
Мне почему-то хорошо запомнился алгоритм тапочных шлепков, –словно некто незримый и вдумчивый старательно печатал на допотопной, полусломанной машинке свой незамысловатый и очень медленный сюжет о таинственных сумерках и возгласах нашего мистического дома...
И сегодня, когда все, наконец-то, разбрелись по своим работам, я, оставшийся дома в полном одиночестве, вдруг услышал знакомые шлепки тапок о половицы, и сразу же узнал мой вчерашний (по сути, ночной) алгоритм звука. По моему чувствительному существу пробежала забористая, знобкая дрожь! Это было эхо, отдалённое от первичного звука несколькими прошедшими после этого часами. Повторяясь один в один, звуки моих шагов создавали полную иллюзию идущего по коридору человека, и только я один знал, что это – запоздавшее, для чего-то отложенное во времени и пространстве, но всё-таки эхо моих (в обозримой давности) заплетающихся шагов, неукоснительный их повтор. И от этого на душе становилось пугающе страшно!
Отвратительная вещь – одиночество в собственной квартире, когда отчётливо кажется, что все помещения вполне привычного для тебя жилья переполнены какими-то посторонними (если не сказать определённей: потусторонними) звуками и тенями. А посоветоваться мелко дрожащему человеку, как вы понимаете, в опустевшем живыми существами обиталище аж до самого вечера мне было попросту не с кем!..
Вдруг кто-то невидимый коснулся моего плеча, словно хотел по-дружески попросить у меня закурить! Голоса не последовало, но таинственное прикосновение парализовало мою волю, точно это была рука Командора! Я ждал загробной силы голоса, чтобы провалиться в преисподнюю, как-то даже по-детски зажмурив глаза, но спрессованная, как брикет соломы, оглушающая тишина стояла во мне и вокруг меня, усугублённая коридорным каучуковым сумраком, переходящим во мрак.
И, в конце концов, эта зрительская доминанта, эта тягучая вязкость одряхлевшего зрения победили все остальные видения, – и по коридору, а затем и по тихим жилым комнатам забродили бесконечные тени тёмнокизиловой расцветки и самой причудливой формы: от космато-щетинистых нагромождений, похожих на стаю озлобленных крыс, – до пузато-человекообразных существ, не похожих ни на кого и ни на что!
Все они пытались, как в немом кино, что-то сказать друг другу, но когда поняли, что их никто не слышит и не слушает, вдруг, как по команде, повернули свои плоские напечатления ко мне, –и стали медленно двигаться в мою сторону, пытаясь окружить охваченного паникой бедолагу и захлопнуть перед его носом (то есть, передо мной) свою импровизированную ловушку…
«Ах, вот оно в чём дело! Славы Тарантино вам не хватает? А не покрыть ли вас «трёхэтажным» восклицанием, недоумки? Взять и обматерить как следует, чётко и по-русски, чтобы не повадно было впредь?» Импульсивность моего мышления, загнанного в угол, сказала кому-то в пространство, что начался лихорадочный поиск индивидуального спасения, – и мне остаётся только предприимчиво присоединиться к этому!
Я заматерился с каким-то особым чувством наслаждения, превращая трёхэтажное лингвистическое «сооружение» в пятиэтажку… Пока произносил этот семисекундный перл, на душе отлегло, «как будто тяжкий совершил я долг, как будто нож целебный мне отсек страдавший член»… На короткое мгновение вспыхнувшая посреди ничтожного сброда лиловая тень Пушкина пришлась как нельзя кстати! В этот момент я с облегчением поверил, что благополучно выскальзываю из когтистого окружения чудовищ!
Так-то оно так, но только сами чудовища при этом не слишком-то хотели, чтобы я выскальзывал из их загребущих конечностей, – и на глазах стали превращаться в утончённые и, вероятно, пронзительно жгучие для человеческой плоти щупальца повилики! Её омерзительное кубло зависло над моей головой, и я впервые ощутил сладковатый запах тлена. «Не рановато ли, чёртова травушка, раздушилась твоя отравушка? Уползай-ка ты прочь отсюда, пока я тебя не подпалил чем-нибудь животрепещущим!» А чем я подпалю этого исконного «зацепера»? Спичками не пользуюсь уже много лет, а зажигалок у меня и отродясь не бывало, поскольку… некурящий с тех самых рождественских пор!
Внезапно одна из теней, как ворона в период гнездования, метнулась мне на голову и достигла затылка! На секунду в сознании мелькнула мысль: «С чего это ты раздухорился, папаша? Шутками-прибаутками сыплешь, точно конферансье на публике, а нужно галопом удирать отсюда сию же секунду!» Понятно, что это тень-ворона мне помогает, закинула в череп важную мыслишку со стороны затылка! Однако, легко сказать – галопом: с моими тапками дай Бог этапками! И я расхохотался: как-то слишком выразительно представил себе свой же «галоп» с вечно падающими шлёпками, – нечто вроде вороньего подскока над землёй в ускоренном темпе!
На мой неожиданный смех все тени без исключения отреагировали синхронно и моментально: замерли без движения и заметно скукожились! «Так, уже хорошо! В крайнем случае, просто расхохочусь, как идиот, и дело с концом. Пускай скукоживаются, нечего им тут наглую вольницу устраивать, как у Стеньки за пазухой! Волки позорные!»
Тут же другая тень из «группы поддержки смотрящего»» как-то слишком очевидно обрела облик стервятника, и в ответ на моё легкомысленное оскорбление «теневиков» молниеносно шандарахнула меня в самую серединку лба, обозначив, таким образом, реальное «лобное место» для моей беззащитной тщедушности! И ведь не произнёс ещё ни слова, а столько уже всего «наболтал»! С детства был уверен, что тени бесплотны, а уже получил от них и по затылку, и в лоб, и пенделя куда надо (пока только в порядке излишней стариковской мнительности!) Сегодня же заявлю вечернему «собранию», что нуждаюсь в услугах сиделки,– и хотя бы так заполучу себе собеседницу, чтобы не сойти с ума!
И вдруг стервятник превратился в невысокого, но крепкого человека с могучими плечами, которого невозможно было с кем-то спутать: ко мне шагнул сам разбойничий атаман Степан Тимофеевич! Из его фиолетовой бороды сияли жемчужные зубы подлинного потребителя мяса, и настала очередь скукоживаться мне самому: а вдруг и моё костлявое ничтожество посчитают пригодным для рагу? Но Тимофеевич взял меня за шиворот и подпояску штанов нежными руками разбойника, – и легко зашвырнул на стрежень Волги, «в набежавшую волну…»
Впервые в жизни я ощутил атлетическое могущество тени, и крепко зауважал эту рыхлую секретную субстанцию! Пока летел по заданной траектории, неожиданно разгадал загадку «отложенного» (или задержанного) эха: оказывается, очень опасно для человека не только говорить словами всё то, что взбрело на ум, но даже и мыслить об этом! Великие сканеры пространства обязательно узнают всё, о чём бы мы ни подумали, – но они же дают нам при этом удивительную возможность исправить все наши невольные ошибки,чтобы в конечном итоге уберечь наше общее существование от гибели… А иначе кто-нибудь из «больших дядей», без назидания и пустопорожних слов, однажды возьмёт нас крепенько за шиворот, – и поминай, как звали каждого!
Когда я приводнился в ладони волжской стремнины, там как раз в это время, на маленьком плотике из резиновых шлёпанцев (17 век тоже пробовал свой креативный бизнес!) проплывала в сторону синего Каспия красавица персидская княжна Евдокия, похудевшая за любовные ночи с атаманом до нужных кондиций, – хотя бы только для того, чтобы удерживать себя на плаву. (Мало ли что взбредёт в буйную голову бражнику Тимофеичу, загулявшему возле шумной воды!) Мне же осталось только ухватиться за какой-нибудь родимый тапочек, и заодно (посреди лотосных плантаций дельты) уговорить миловидную княжну согласиться назавтра стать моей сиделкой...(Сами знаете: от сиделки до супруги порой бывает рукой подать, а наша кропотливая жизнь причудлива и прекрасна!)
Сам ответ, как нетрудно догадаться, должен явиться к нам через несколько часов продлённых эхом испытаний, – но разве можно посчитать это существенной задержкой вожделенного ответа, если через данную процедуру чудотворства решается наша сердечная судьба? Дождёмся ужо!
