НАСКВОЗЬ РУССКИЙ ИСТОРИК АЛЕКСАНДР ПЫЖИКОВ. ОСОЗНАННЫЕ ОШИБКИ НИКОЛАЯ II И БЕССОЗНАТЕЛЬНЫЕ НАХОДКИ СТАЛИНА.

(Статья написана в рамках паблика "скRAPы": https://vk.com/skrapy1 )

А ещё: община, староверие, старообрядчество, (нео)евразийство, анархизм, язычество, имперскость, большевизм, революция, консерватизм, архаика, сверхмодернизм, советскость, народность, нация; вера.

Ряд продолжать можно — бесконечно.

Александр Пыжиков (27 ноября 1965 года — 17 сентября 2019 года) — современный историк, не так давно, увы, умерший — но — своей исследовательской судьбой – успевший охватить всё перечисленное, и многое неперечисленное – тоже. Так что на его личность проще всего посмотреть меж определенных штрихов, начнем с… со Сталина. Все начинается со Сталина.

Кто-то впервые увидел его – на хуторе Захара Прилепина, хотя к тому времени Пыжиков уже не один год был частым гостем канала "ДЕНЬ ТВ" газеты "Завтра", чем обусловлена была его не только историческая известность, но — научно-популярная медийность; на "Хуторе" Пыжиков поговорил с народом о – а проще через название книги и описать! – "Корнях сталинского большевизма".

Понятное дело, что как "бывший" нацбол, Прилепин – на определенную интонацию разговора и натолкнул, еще связав это с собственными находками во время дописывания книги «Есенин: обещая встречу впереди». Интонация эта — соотношение народного – равно – национального с — революционным, — во время 1917 года и последующих событий. Как национальное повенчалось с большевистским, и – кольнём, тоже, не сдерживаясь! – как иллюзорна досихпорная наша картинка, мол, была святая интеллигенция и дремучий-тире-обманутый народ, обезумевший, Шариковый, и шариковой ручкой расписавшийся за свой семидесятилетний приговор. Короче, о всяких мифах.

Здесь и обнаруживается один из главных объектов исследования Пыжиков, причем – такой, который мало оспорим сегодня в научной сфере в рамках новизны (в частностях, сразу скажем – есть расхождения; они всегда и будут) – трактовка русского религиозного раскола 17 века как, по сути – русской реформации. А это сразу означает — что? — затушеванность русской истории истории.

Мы, согласно школьным программам, таким разным и таким одинаковым — любим приговаривать о XVII веке, о всем этом поединке Никона-Аввакума, как о некоторой безусловной (конечной) справедливости, принимая, по сути, сторону – официальной РПЦ в данном диалоге; ладно, иногда – обромантизируем фигуру Аввакума, "два пальца в рот – я протопоп Аввакум, и свое тело будто рудокоп, волоку…" – и прочее, и подобное. Что-то — слышали про боярыню Морозову, картинку смотрели; и — про оборону Соловецкого монастыря слыхали.

Меж тем, проливает Пыжиков свет: один из корней Сталинского большевизма – лежит здесь, в XVII веке; потому что раскол русской веры (оговоримся о терминах: пусть вера – это присущее народу, церковь – уже полная официоза и официальности, бюрократии даже, – структурка) – это был не просто мимолетный конфликт, где поблуждали-посамосжигались несколько безумцев, порой – идеалистически нам приятных; это… - была — гражданская война. Может, «маленькая гражданская» — а всё ж; и одним из главных ее итогов — это почти метаисторический раскол в обществе, пресловутое отдаление «интеллигенции» от «народа», которое — как минимум, как один из очень недооцененных контекстов — и рванул в 1917 году. Был — полноценный религиозный раскол, сопровождавшийся обилием погромов, стычек, столкновений, и "боярыня Морозова" – это лишь микросюжет. Более того — даже известные нам микросюжеты, включая бунт Степана Разина, различные бунты XVII века, и та же осада Соловецкого монастыря — это всё — чати пазла одной картины. Подробнее об этом всём написано в соответствующей книге Пыжикова — «Грани русского раскола», где старообрядчество и рассмотрено со всех этих сторон — как движение «снизу», — единственное и неповторимое, и в то же время — охватывавшее, тогда, всё, что вообще было «народного» на тот момент. Двуперстием на обложке — проторена дорога в пока еще темные исторические дебри, но — светлеющие первым важным шагом. (Первым — не в плане новизны, а в плане силы посыла и энергетики заданных вопросов.)

(А вообще, в самых разных роликах Пыжикова эта книга чуть ли не, в сумме — уже законспектирована в видео-формате.)

По сути, примерно на этом фундаменте и строятся остальные исследования Пыжикова: всё и отталкивается у нас — от раскола. И это не «натягивание совы на глобус», это — меткость, которая неоднократно подчеркивалась, намеками — русской литературой же.

Но — штрихами, далее.

Старообрядчество у Пыжикова – насквозь народное, и хотя следующая мысль звучит ощутимо реже как постулат - она чувствуется как интонация при всяком разговоре о староверии, старообрядчестве, расколе русской веры: народное это верование – еще и потому, что, как бы сказал марксист – "родимые пятна…" – восточно-славянского язычества в нем очень даже присутствуют; а уже тут можно пойти и дальше, о ещё более "восточном" чём-то обмолвиться, и даже – вскользь – разойтись словом "евразийство"… но – пока что опустим сию деталь.

Всё равно – основным импульсом как для исторических исследований Пыжикова, так и для его, скажем – мировоззренческой конфигурации – стала народная вера, и здесь-то это противопоставление "народа" и "государства", спонтанной жизни, витальности, традиции, архаики – и структурированности, системности, бюрократии, а, самое главное – инородности (вследствие всех предыдущих компонентов-характеристик), - здесь-то это противостояние обретает непривычно-революционные нотки. Обычно этому противопоставлению уже в каких только кругах ни принято – ставить палки в колеса – иронией; "я люблю свою страну, но ненавижу государство", спетое Лоуной – и перепетое десятками подражателей – все чаще и чаще сходит за ничем не прикрытое брожение попсы. Что и логично, так как тут путаются научное и этическое понимания государства, и даже – разные подходы к "государству" внутри науки и этики (оценочных суждений): высказывается "фи" – по отношению к аппарату управления, бюрократии, системности – но в чём-то даже благородный, идеалистический импульс обращается всем тем же "фи" – но уже другому пониманию государства, как квинтэссенции следующего: истории, культур(ы), язык(а/ов), пространствам, и прочим составляющим всякой геополитической империи.

Пыжиков, все-таки, воскрешает традицию жесткого противопоставления, где "государство" – это именно про аппарат управления, угнетения, подавления – в общем, власть и власть, — а как раз культура, лучшее, что есть в культуре, а как следствие же — и история — это уже заслуга «народа», и государство тут заслужит внимание только тогда, когда оно — максимально срастается с народом (вновь — негласно — указываем на фигуру Усатого; чуть… дрожа — указующим пальцем); но, в силу того, как сильно (уместная тавтология) проникся Пыжиков всевозможным "народным" – иногда соскальзывает он и в эксцентричные пассажи, в которых тоже есть здравая нотка – но, трудно проверяемая.

К примеру, часто сам фактор "государства" – равно – "ига" – относится к феномену непосредственно европейской цивилизации, "Западной" цивилизации, - и это было б любо-дорого, если б не факт, что протогосударства зародились как раз не на Западе; все эти Ассирии и Вавилоны, мягко говоря, далековаты. «Азиатчина»!... – зато, импульс Пыжикова верен, если обратиться к современным реалиям и пристальней посмотреть на то, в каком именно типе государства мы живем сегодня – но тогда нет нужды обобщать до вреда "государства" в принципе. Если честно, отсюда можно уйти в обе стороны, и начать длительно как доказывать, так и опровергать не только данный аспект воззрений Пыжикова, но и – некоторые его концепции, о которых вот-вот поговорим – но делать мы этого, конечно же, не будем. Важно – обрисовать.

Вот и вернемся к "русскому расколу" – еще одним важным итогом его, пришедшимся уже на руку Романовской династии, стала – фальсификация русской истории как таковой. И нет, это не конспирология, это, по сути, данность; глупо отрицать, что история, если не от правителя к правителю, то – от четверти века к четверти века – пересматривается, - уж нам-то, наследникам истории советской, сперва вульгарно пробежавшейся с исключительно "классовым подходом" по всему на свете, а потом – разбитой за все то не вульгарное, что было в "советском периоде", вывернутой наизнанку, ножками вшей – вверх – разговорами про 60 миллионов репрессий, да?... – вот и XVII век отличился.

Понятное дело, что процесс не стоит рассматривать столь одностороннее, и даже Прилепин, когда Пыжиков пускается совсем уж в тотальную критику "официального" православия – все-таки, суммирует его выступление примерно так: "Описанная Пыжиковым реальность – заслуживает не меньшего внимания, чем история официального православия…" – и, дополним; понятно, что многие "подделки" могли быть вполне себе неосознанными, нечего — излишне систематизированно бочку катить на все «официальное», неточности и шероховатости — могли иметь разные другие причины, но сам факт — значим. Кое-где – соврали, и народный импульс – утихомирили; двуперстием так и остается – землю копнуть, а трехперстной щёпотью – удобнее подцепить пачку купюр. Причем, эта — то ли вставшая на сторону официальной церкви историография, то ли — наоборот, Романовская государственность, поддержанная официальной церковью в рамках закрепления её якобы (по Пыжикову — именно «якобы») правопреемства — прошлась по всему нашему с вами прошлому, включая, кстати — и Татаро-Монгольское иго. Да, «евразийский», Гумилёвский даже оттенок — соприкасается с изысканиями Пыжикова; нет — это не про «а было ли иго?! — а может быть…» — но, про то, чем было это «иго», и насколько это «иго» — хуже того, куда река истории могла зашвырнуть не очень-то (повторно выясняется) — крепкий плот русской государственности тех времен.

Правда, и тут Пыжиков блещет новизной, ведь и протопопа Аввакума, как расхоже-почитающийся образ – слегка низводит; аргумент, например, встречался у него и такой – а где вообще в той же народно-православной среде вы видели, когда-либо, самосожжения?… – это отдаёт, разве ж, языческой традицией, или – вообще хоть какой-то русскостью, и тем более – православием, пусть даже и не совсем "нашим"?... – вот; и Аввакуму досталось, – уже дальнейшей историографии выяснять, справедливо ли. Главное – что поднят вопрос, который до сей поры – по крайней мере, на памяти последнего полувека — так – не поднимался. В этом и (спойлер) – еще одна важная заслуга Пыжикова: по сути, если не будет очередной перечеркивающей все на свете светлое, катастрофы, – он поднял такие вопросы, на какие историческая наука должна отвечать ближайшие лет так… да – тот же "полувек".

Но копать ведь можно – бесконечно!... – как говорил Александр Терехов, есть только два типа романов – про любовь и про разведчиков. "Других романов не бывает". Относя это к исторической науке… Пыжиков – так проникся почти фанатичной любовью ко всему народному, и – "народному", что – он стал разведчиком, который копает, все глубже и глубже, находя преинтереснейшие факты: ну, например, в русле исследования самих истоков православия на Руси, помимо очевидной констатации, что Русь-то огнём крестили (и дополняющих эту непростую истину фактов) – обнаруживается, что… какое-то, по итогу, было странное православие; все равно, почему-то – князья русские заключали браки охотнее – с католическими государствами (хотя политической выгоды тогда в этом – не было), и это куда более частый случай был, чем – какие-либо бракосочетания с Византией; или, например – Владимир Святой, оказывается, внесен в канон католических святых… - это тоже достаточно ветхие доводы, особенно последний, как и привязка к потенциальному истоку не-совсем-православия на Руси – политики католического "натиска на восток". Но, опять-таки – задать вопрос здесь — уже — очень важно. А ещё — жития святых подделывались. Признаем; иной раз выглядит так, что — бунтуя против официального православия, Пыжиков идет дальше — и хочет подвергнуть сомнению сами корни его на нашей земле — и так иногда кажется, что русское православие только потому и «годно», что — имеет глубокие народно-языческие корни; но — не нам судить. К тому же, это все — неимоверно важно в контексте новейших исследований такого феномена как «русская община», — древним, народным, материалистически просчитываемым истокам её коллективизма — почвой была именно исконная вера.

И — еще один, близкий к предыдущим, концепт: ввиду победы в "русской реформации" - … "религиозной контрреволюции", так назовём, – сглаживались не только страницы истории со всяческими «стычками», но – официальная церковь таким образом становилась подсобницей государства (помним – равно – аппарата управления), а там уж как раз к престолам подбираются… Романовы. Тут-то, связанная со Смутным временем, и начинается куда более серьезная, заостренная полемика Пыжикова — с устоявшейся историографией; припоминаются Польские попытки посадить на русский престол – кого-да-нибудь, создание поляками всяких Лжедмитриев, прото-попытки в создание Малороссии (!) – а также - обнаруживается мириад микро-контекстов, как – особенность происхождения некоторых личностей, вроде того же Филарета… - и сводится всё это, объединенное в не очень устойчивую, но значимую конструкцию – к следующему (наберем в легкие воздуха, чтоб не съязвить минутной псевдо-оппозицией минутной госпропаганде): Польско-Малоросскому игу.

Ну, можно по-разному называть, а в общем – к тенденции, которая как раз с XVII века проявляется (а то и раньше) – Польшей через различные "малоросские" (потом – откровенно-малоросские) практики прошляхетской "пятой колонной" (Средневековье-edition) – захватить огромные пространства на Востоке. (Конспирологию в этом искать — глупо; логика борьбы, и не более, ведь… —) Раз силой – не вышло, — надо по-другому. По Пыжикову, вроде как – это даже получилось сделать, и чуть ли не до первых переделов Польши Россией (совместно с "партнерами" Польши же) – эта власть сохранялась, а если и не сохранялась – то проявлялась потом в виде разных… "малоросских" тенденций. Понятно, в чью злободневную же сторону обращен этот не самый сильный Пыжиковский пассаж, но — ведь грех не признать правомерности его чуть ли не метаисторической… рифмы, что ли – а ведь Хрущёв-то, самый глупый советский цезарь — откуда был?... (Да, еще штрих: изначально Пыжиков исследовал Хрущёвский период советской истории, и именно ему, кстати, принадлежит обнаружение проекта Хрущёвской конституции, бессмысленной и беспощадный – пусть и, допустим – малоросской, а не русской). Ладно — связывать поэтичностью метаистории некоторые факты — порой, опасно, так однажды Александр Дугин копнул настолько, что Вторая Мировая война была предрешена еще немецкой мифологией, причем — буквально. Но — держим в уме.

И – многое, многое; многое другое. Евразийства там объявляется гораздо больше – роликов на ютубе с участием Пыжикова – немерено, и лень даже находить ссылки на то, какое видео к чему относилось – если рассматривать каждый-каждый контекст. К примеру, где-то точно выдвигалась им теория, что на конфликты с Турцией Россию "партнерский Запад" натравил – именно, чтоб отвести удар геополитической угрозы – от себя; это спорно, потому как предпосылок было много – и иных, но ведь все равно характерно, что с Турками… сколько там войн было? – много, много. Подозрительно – местами.

Плюс – множество роликов, посвященных деталям исторических фальсификаций, с положительно-дотошным исследованием, какую страницу и где подменили, и – как именно, и почему, осуществлялась та или иная народная практика, не "народной веры" даже – но, "народного верования". Здесь Пыжиков не всегда нов, но – научно-популярно проливает свет на слова на страницах, запыленных обилием информационной пыли современности: в частности, очень много обращается к трудам Александра Николаевича Афанасьева, автора "Поэтических воззрений древних славян" – труда, к которому в свою очередь обращались такие русские громады как Сергей Есенин, Леонид Леонов, и многие другие.

Эти двое – особо показательны, ибо: и – язычники, и – христиане, и – русские, и – советские, и – национальные, и — большевики. А иногда посыл Пыжикова и — предельно нов: с историком Андреем Фурсовым они пролили свет на личность Владимира Васильевича Стасова - искусствоведа, архивиста, историка искусств; и, по Пыжикову, опять же (еще один штрих еще одного его концепта) – Стасов был проекцией "третьей силы" российского государства, действительно — народной – по отношению к двум другим, о спорах которых по сей день модно говорить – западников и славянофилов. Тут, кстати, Пыжиков крепок: да, те же братья Аксаковы пытались уделять внимание народным практикам, но по большому счёту, славянофильство, даже в лучших своих ипостасях – стало проявлением интеллигенции, сильно, то и дело, отдалявшейся от народа. (Хотя их и понять можно, славянофилов: с кем боролись – от тех и набирались интеллигентности…цизма.)

Более подробными — и более краткими же, штрихами — рассмотрим два конкретных труда Александра Пыжикова, соответствующие заглавию статьи: «Взлет над пропастью» и «Корни Сталинского большевизма».

1. "Взлет над пропастью" – еще один штрих, важный – к портрету Пыжикова, ибо – показывает, как далеко простерлись его исторические интересы; ведь… - это – конец XIX – начало XX века Российской Империи.

То есть, не XVII век и не древность глубокая, и не современность "Холодной войны", и — даже, пока еще — не Сталин. Это – про "Николаевскую Россию". Которую мы (и вы, и вы!…) — потеряли.

Начать следует с обобщающего вывода: да, по прочтении этой книги Николая 2 становится… действительно – жалко. Несмотря на то, что – его в этой книжке практически нет; ладно – упоминается, в целом, в положительных реалиях, но – не в настолько положительных, чтоб голову сложить перед его иконой, за что-то каясь, - например, рассматриваются контексты интереса Николая 2 к Дальнему Востоку, что – факт очевидный (он вообще, единственный из царей – на краю этого "Дальнего Востока" — побывал); и… - в общем, по сути-то этой книгой и доказывается очередное погрешение Николая 2: он оперся не на тот класс-клан. Вернее — (что еще хуже) — пытался делать, как надо — но ошибся, но — не смог.

Обобщая – в Российской Империи конца 19 века образовалась развилка – либо идти на поводу у дворянско-земельной аристократии, действительно — карикатурных выходцев из этой действительно «буржуазной» прослойки общества; либо — опереться на «просвещенную бюрократию», новейший блок финансово-экономической сферы, (почти, по Пыжикову – "технократии")– а это целая плеяда имён совершенно новых для большинства из нас, и совершенно – не запоминающихся по первому прочтению. Поэтому, возьму в руки книгу, и просто перечислю: Н. Х. Бунге, Д. М, Сольский, В. Н. Коковцов, С. И. Тимашев, С. В. Рухлов, С. И. Тимирязев, Л. Ф. Давыдов.

Вот. Это — консерваторы нового толка, не заскорузлого и дряхлого; консерватизм, в основном, в том и проявился — чтоб идти по «своему пути», но на этом «своем пути» и заимствовать, адекватным образом — именно нужные русскому государству практики, а не гнаться за какой-то абстракцией. Все, так или иначе, фигурировали в министерстве финансов — что интересно, все — более-менее (насколько это возможно в «империи») — «сделали себя» — сами, не как наследные дворянские «чинуши» (простите). Николай их… общим: иногда — слушал, иногда — возвышал, иногда — давал волю, — но, в силу того, что «взлет»-то — осуществлялся «над пропастью» — … не вышло.

А ведь им-то и принадлежали самые, на тот момент передовые для Российской Империи идеи; одна из них – это развиваться больше в русле тенденции Германской Империи (что подразумевало бы и геополитическое, с ней, сближение), а не с абстрактным западом; ввиду того, что олигархические круги уже тогда ратовали за тотальное частничество, за передачу тех же важнейших для государства проектов, как строительство инфраструктуры, железных дорог — на манер такового устройства Штатов — в руки «крупной буржуазии», — финансовая бюрократия пыталась ограничить этот общерусский капиталистический порыв — на манер Германии. Германская Империя же на тот момент – это… да – обратимся к чьей-нибудь да цитате – "прусский социализм". Понятное дело, что это не так – но, в сравнении с другими империями Германия — действительно, была достаточно "социальным государством". В общем, планировалось заимствовать её практики адекватного государственного управления, планирования, а там — соответствующие институты уже нехило так развились.

В контексте этой же работы новым светом играют портреты таких личностей как, например, В. К. Плеве, демонизировавшийся в советской историографии, — а ведь он, как раз, пытался способствовать деятельности именно прогрессивного блока Российской Империи. И тут уж точно, сложновато именовать его — ликом реакции.

И – совсем под иным углом рассмотрены личности Витте и Столыпина. У средне-либеральных идиотов и умеренно-право-монархических-тире-националистических современных элементов эти фигуры — возводятся в неведомый абсолют, особенно – Столыпин; а с Витте и в советской историографии сложности были. А все потому что – Витте изучают по его дневникам, что – как бы, худшая затея; как изучать Геббельса по его само-жизнеописаниям. Выясняется, что Витте был (обобщим) — да, тот ещё карьерист, и уж вряд ли его можно относить к той «России, что мы потеряли…» — сопровождая это грустным, себе-сочувственным, вздохом. Со Столыпиным же — сложнее, но тут уже подключается другая веха современных исследований: в общем, проект Столыпина по уничтожению общины — на благо модели западного капитализма — был заранее провален; он, конечно, поумнее и получше Витте — но, далёк был от русских-российских реалий и действительно уместных в этих реалиях — проектов.

Так что – пиетет как националистической части общества – к нему, так и некоторых президентов некоторых стран, восхищенно смотревших на портрет Столыпина, а потом – Колчака, во время рукопожатия Солженицыну… отдают некоторым эпохальным символизмом.

Почему же "Взлет над пропастью"? – неужто —автор погрешим этими националистическими антисоветскими мифами о святости империи, о том, что "если б не революция!..." – то было б хорошо и Россия не только б "кормила хлебом всю Европу" – а вознеслась на пути беспрепятственно-благочестивых реформ!?... – нет. Но проекты просвещенной бюрократии действительно были столь сильны в своем потенциале, так и — в частичной реализации (например, ограничение банкирской казнокрадской анархии путем некоторых подвижек законодательства) — что – само наличие этих людей в империи, и их активность, и умение Николая II промежуточно — бросать на них свой устало-умный взгляд — уже обеспечивало и потенциальный, и — зачинающийся взлёт; действительно: над пропастью. То есть – когда было уже слишком поздно. В том числе – по вине "Ники".

А жалко Николая II – просто потому что оказался он… да даже не "профнепригоден" – а совсем не в свое время, совсем – не на своем месте. Как-то полковник Игорь Стрелков сказал в дебатах с К. Сёминым – что, окажись Александр III на престоле, — никакой революции бы не было, подавлена была б – жесточайшим образом. Верно. Николаю II как раз период правления папы — подошел бы больше, - там особо… негде было столь сокрушительно проигрывать, что ли. Конечно – это всё уровня "если бы, да кабы", и – идеализм, но – все-таки.

1. «Корни Сталинского большевизма». А Сталину… ну, не то что бы — «повезло больше», грешно так говорить (с любой политической стороны) — а всё ж.

«У Российской империи, выстроенной на западный манер, существовал антипод в лице русского старообрядчества». Сразу, видим: тот же антигосударственнический мотив, сливающийся с ним — антизападнический, и — соотнесение «раскольничей» среды — с эдаким вековым русски андеграундом, в котором происходили различные процессы «глубинного народа», — кстати, именно там вырастали самые, скажем, «крутые» и действительно прогрессивные «купцы» — притом же, ориентированные на те экономические и общественные принципы, что и засели в исходной русской «общине», — по сути, коллективистские. Короче, здесь и были те адекватные кадры русского капитализма, который как бы и не капитализм вообще — и приходился он, чудом, на почти запрещенный государством «андеграунд».

Дальше — больше; Пыжиков старается проследить именно старообрядческие корни у многих членов РКП (б), которые, кстати, для этой самой РКП (б!) — составили потом действительно РАБОЧУЮ оппозицию, — тогда как, напомним, большинство членов партии были, все-таки — выходцами из интеллигенции. В то же время, наиболее прогрессивные большевики — да тот же Луначарский — подмечали важное про этих внезапно объявившихся «мракбесов»: «Луначарский… видел в России зародыш реформации, разбившейся на различные религиозные оттенки: «многие из них близки нам, их следует вовлекать в нашу работу, а не отталкивать и не устраивать враждебную демонстрацию против сектантства»». Так! — потом, пока мешались в кучу идеологемы и практики, случился и неосознанный переворот: этно-конфессионально основной костяк «притока» в партию в 1920-ые годы происходил… именно — русский. Это — не только по причине процентного соотнесения, но и — опять! — ввиду «старообрядческого» корня, почувствовавшего — родное в большевизма, идее пролетариата, «интернационализма», и т.д. и т.п.. Ирония ж состоит в том, что — это получался уже не совсем интернационализм по сути, зато — он самый, по целеполаганию. Можно, вдохновившись, толкнуть себя на интересное измышление: вокруг реформационного протестантизма сформировался капиталистический Запад, вокруг же подавленного, но — реформационного старообрядчества — социалистический Восток.

Помимо этого — Пыжиков соприкасается со спорной темой, а именно — со сменой «гвардий»; мол, Сталинский большевизм — это уже совсем далеко от «Ленинского», «Ленинская гвардия» — либо осознанно, либо — бессознательно (та, что ориентирована на «мировую революцию» и смотрит, якобы, на Россию — исключительно как на «дрова в пламени революционной печи…») — выбита из колеи. Спорно, слишком — систематизированно, но — об этом слишком много толка, чтоб не отслеживать здесь никакой закономерности. Сталин в этом смысле — до сих пор — загадка.

Также, тут у Пыжикова — еще: попытка проследить корни конфликта «старообрядчества» и «официальности» — в русской литературе. Привлекаются работы Леонида Леонова, Федора Абрамова, Бориса Можаева, Василия Белова. Первые двое конфликтуют со вторыми двумя — в русле все того же «русского раскола» — и те и другие, так или иначе, вводят лейтмотив «раскола» в произведения свои — но принимают разные стороны: Леонов и Абрамов — сторонники «внецерковной» традиции, хотя всё равно — верующие люди (хоть и — по-своему), Можаев и Белов — более ратуют за «никонианство». Водораздел этот — кажется практически бесспорным… и вот тут-то мы вставим нотку критики.

Во-первых — что уже было подчеркнуто выше — слишком ярко выражена тенденция пристального внимания к "украинским кадрам"; у Пыжикова соответствующая нотка критики есть и в адрес Василия Белова, а если уж про гос. управление — то, ищет подобные кадры и — в аппарате Хрущёва и даже Брежнева. Другое дело, что Пыжикова тут сразу же можно и оправдать: поле этнического, конфессионального, родового — в рамках коммунистической партии, ее истоков и последующего существования, — так неисследовано, что любая попытка говорить о чем-то, здесь, новом - сразу будет казаться "уходом в крайность". Это всегда кажется диким, когда что-то говорит - один-единственный человек, а тем более "дикость" его усугубляется, если он так и говорит это - один.

Но — говоря о расколе… возникает такой вопрос: говоря о необходимости изучения и сохранения старообрядческого наследия, его религиозных и внецерковных, общинных практик, — Пыжиков на протяжении всей книги увязывает их, по сути —с происхождением людей из таких-то старообрядческих регионов. Проблема тут в том, что практика староверская могла распространяться и в ходе контакта с другим человеком из другой ветви РПЦ, что, в свою очередь, как раз оберегает нас от строгого деления на "никонианцев/староверов". А то ведь, так — можно первых и вовсе осудить страшным судом и учредить для них специфическую инквизицию с двуперстием.

Понятное дело, что аскетизм и "свободо-равенство-братств"'ость более были распространены у "староверов", по сути, представлявших собой до 1917 года, да и после (в основном) - своеобразный МАССОВЫЙ АНДЕГРАУНД, и — потому и развиты были соответствующие аскетичные практики, но! — нас не должно это объективно-реальное — ограждать от исследования соответствующих моментов и в никонианской ветви, - учитывая, конечно, ряд Пыжиковым же подмеченных пунктов: например, как в некоторых деревнях почти физический водораздел совершался — между никонианцами и староверами.

Личность Сталина-то, надо сказать — в книге мало упомянута, в сравнении со всем перечисленным выше. А это и неважно, право: если «смена Ленинской гвардии», так называемая — была неосознанна, она — всё равно, пришлась именно на Сталинский период, который — известно как окрещён национал-большевистской же средой. Мы можем не вульгарничать словосочетанием «красный монарх», и даже поэтичное «советский цезарь» — поменять на какой-нибудь прагматизм, но — какая разница, по итогу? — исследованные Пыжиковым тенденции в «Сталинском большевизме» — стали, как минимум, неосознанной данностью, обеспечившие жизнь «Красной империи».

Пожалуй — тут — всё.

Пожалуй…

Александру Пыжикову часто многое ставят в вину: эксцентричность некоторых заявлений, например. Однажды он неприятно прославился на интернет монологом про то, как, изыскав народную практику — советские люди жгли болотный хвощ, что — помогло… вызвать сильнейшие дожди, ливни, и — обусловило ухудшение продвижение немецких войск в Великую Отечественную войну: грязь, крысы, порча снабжения.

Звучит, вправду — сомнительно, однако забавно, что большинство интернет-разоблачителей так и не прибегли к научному же разоблачению невозможности подобного акта; просто, сухое, ироничное, вскользь — «бред!» — и всё, хотя можно было б и дополнить свою критику абзацем-другим; это ж вам же выгодно, — иначе — что получается? — люди вашу критику обнаружат, увидят, что опровержения у вас тоже — никакого нет, и — всё, — если реально было «антинаучно», их к этому больше потянет. А если нет — так и вы пустословны.

Ну, да ладно; были и другие, наверняка — эксцентричные заявления, да и — как их не делать, когда исследовательской жизнью соткано такое целеполагание?… — это ж бунт, настоящий — бунт. Потому и некоторые «фанаты» Пыжикова и пускаются в настоящее мракобесие: мол, «за такие ролики про Романовых и убрали профессора!…» — вот это, пожалуй, излишне. Вряд ли кто-то сродни Наталье Поклонской заказал убийство копающего под историческую перспективу профессора — тогда б уж проще было весь якобы-мракобесный «ДЕНЬ ТВ» перебить, и — газету «Завтра».

Вообще — хорошо об Александре Владимировиче Пыжикове сказал историк Егор Яковлев в следующем ролике — у «Гоблина» Пучкова. Хорошо — про личность, хотя… есть ощущение, что некоторых концептов Пыжикова он — не понял; плохо ознакомился (хотя заявляет — что — ожесточенно спорил с профессором, и даже по каким-то вопросам последний — соглашаючи кивал), — хуже, чем автор пишущейся статьи. Не суть.

Но ведь, что судит о наследии Александра Пыжикова?… — а! — объём работ, и — необычайная многогранность его работ.

Перечислим.

Нет, лень; сделаем скриншот из википедии.

А теперь - перечислим заглавия некоторых других роликов на ютубе.

«Где Ломоносов русский язык учил?», «Как у русских украли древнюю историю», «Что скрывает «хождение в народ»?», «Настоящая история. Реформы без реформатора», «Сокровенные книги Руси», «Смутное время», «Кому был нужен миф о Распутине?», «Берия — хранитель русской старины»… — последнее заглавие может испугать читателя больше всего, но — как же национал-большевистски это звучит!… — причем, предельно научно; Берия действительно заведовал институтами, как минимум — тесно связанным с сохранением русской природы на партийно-государственно-строительном уровне — в позднесталинский период.

Александр Пыжиков — не только вложил вклад в историческую науку — своими работами. Но — наметил важнейшие контуры для её дальнейшего развития.

Пусть, пусть! — кидаются своим: «мракобес!…» — мракобесы, иногда — до так бесящего вас мрака — прогрессивны.

А.К.