viktoroleynik
6 лет назадВиктор Олейник. Приговор часть 10. Случайное спаспение.
Крист берет папку, раскрывает ее…..
Рассказ - «Почерк».
Лагерь. Барак. Поздно ночью писателя будит дневальный:
дневальный
- Иди, тебя вызывают к
следователю. -
Писатель медленно спускается с нар, медленно идет к выходу
из барака, медленно идет по длинной снежной тропинке к
домику, прижавшемуся к сопке у края поселка. Писатель
постучал в дверь домика. Следователь был невысок, худощав,
небрит, белокож, бледен. Здесь был служебный кабинет.
Железная койка, покрытая солдатским одеялом, и скомканная
грязная подушка… Самодельный письменный стол с
перекошенными выдвижными ящиками, туго набитыми какими-то
папками. Этажерка тоже завалена туго набитыми папками.
Пепельница из половины консервной банки. Часы ходики на
окне. Часы показывали половину одиннадцатого. Следователь
растапливал бумагой железную печь. Не было ни дневального,
ни револьвера.
следователь
- Садитесь, -
сказал следователь, называя писателя на «вы» и пододвинул
ему старую табуретку. Сам он сидел на самодельном стуле с
высокой спинкой.
– Я просмотрел ваше дело, и у меня
есть к вам одно предложение. Не
знаю, подойдет ли это вам.
Писатель замер в ожидании. Следователь помолчал.
- Я должен знать о вас еще
кое-что. –
Писатель поднял голову.
– Напишите заявление. –
писатель
- Заявление? –
следователь
- Да, заявление. Вот листок
бумаги, вот перо. –
писатель
- Заявление? О чем? Кому? –
следователь
- Да кому угодно! Ну не
заявление, так стихотворение Блока.
Ну, все равно. Поняли? Или «Птичку»
пушкинскую. «Вчера я растворил
темницу воздушной пленницы моей. Я
рощам возвратил певицу, я возвратил
свободу ей», -
продекламировал следователь.
писатель
- Это не пушкинская «Птичка», -
напрягая все силы иссушенного мозга, прошептал писатель.
следователь
- А чья же? –
писатель
- Туманского. –
следователь
- Туманского? Первый раз слышу.
писатель
- А вам нужна экспертиза
какая-нибудь? Не я ли кого-нибудь
убил. Или написал письмо на волю.
Или изготовил магазинный чек для
блатных. –
следователь
- Совсем нет. Экспертизы такого
рода нас не затрудняют. -
Следователь улыбнулся. Эта улыбка будто добавила немного
света в комнате и в душе писателя.
- Так поняли или нет? Мне нужно
посмотреть ваш почерк. Пишите!, –
диктовал следователь.
Пальцы, привыкшие к кайлу, к черенку лопаты, никак не могли
ухватить ручку, но наконец, это удалось.
писатель
«Начальнику прииска. …..
Заявление. Прошу перевести меня на
более легкую работу….»
следователь
- Достаточно. -
Следователь взял недописанное заявление писателя, разорвал
его и бросил в огонь… Свет печки на мгновение стал ярче.
- Да, у вас действительно
каллиграфический почерк. Садитесь
к столу. С краюшка. -
Писатель садится поближе к столу. Выжидающе смотрит на
следователя. Тот перебирает папки, смотрит какие-то листы,
списки.
– У меня беспорядок, хаос, -
говорил следователь. – Я сам
понимаю. Но вы ведь поможете
наладить. –
писатель
- Конечно, конечно. -
Печка уже разгорелась, и в комнате было тепло.
– Закурить бы…., -
тихо произнес писатель.
следователь
- Я некурящий, - сказал
следователь грубо. – И хлеба у меня
тоже нет. На работу завтра вы не
пойдете. Я скажу нарядчику. -
Следует закадровый голос писателя:
« Бесснежная зима тридцать
седьмого – тридцать восьмого года
уже вошла в бараки всеми своими
смертными ветрами. Каждую ночь по
бараку бегали нарядчики, отыскивая
и будя людей по каким-то спискам «в
этап». Из этапов и раньше-то никто
не возвращался, а тут перестали и
думать о всех этих ночных делах –
этап так этап, - работа была
слишком тяжела, чтобы думать о чем
либо».
Писатель еле живой добирается до знакомого кабинета и
подшивает, подшивает бумаги. Он перестал умываться, перестал
бриться, но следователь не замечает впалых щек и
воспаленного взгляда голодного писателя. Количество папок
все росло и росло. Писатель переписывает какие-то
бесконечные списки, где были только фамилии. Иногда
следователь сам берет списки и диктует фамилии. Проходили
неделя за неделей, а писатель все худел, все писал. И вот
однажды, взяв в руки очередную папку, чтобы прочитать
очередную фамилию , следователь запнулся. И поглядел на
писателя и спросил:
следователь
- Как ваше имя отчество? –
писатель
- Александр Иванович, -
ответил писатель, улыбаясь.
Он представил, что его здесь, в лагере, называют по имени
отчеству. Следователь, все еще держа папку в руках и не
произнося фамилии, побледнел. Он бледнел, пока не стал
бледнее снега. Быстрыми пальцами следователь перебрал
тоненькие бумажки, подшитые в папку. Потом следователь
решительно распахнул дверцу печки, и в комнате сразу стало
светло, как будто озарилась душа до дна, и в ней нашлось на
самом дне что- то очень важное, человеческое. Следователь
разорвал папку на куски и затолкал их в печку. Стало еще
светлее. Писатель ничего не понимал. И следователь сказал,
не глядя на него:
следователь
- Шаблон. Не понимают, что
делают, не интересуются, -
и твердыми глазами посмотрел на писателя. –
Продолжаем писать. Вы готовы? –
писатель
- Готов. -
Действие переносится в шестидесятые годы, в Москву, в
квартиру писателя. Писатель пишет. Он, как бы продолжая
рассказ, произносит вслух слово «Готов». Подходит к окну, в
которое врывается яркий живой солнечный свет. Звучит
закадровый голос писателя:
- И только много лет спустя я
понял, что это была моя папка. Уже
многие мои товарищи были
расстреляны. Был расстрелян и
следователь. А я был все еще жив и
иногда – не реже раза в несколько
лет – вспоминал горящую папку,
решительные пальцы следователя,
рвущие мое «дело», - подарок
обреченному от обрекающего. Почерк
мой был спасительный,
каллиграфический…..