viktoroleynik
6 лет назадВиктор Олейник. Приговор. Часть 11. Призраки свободы.
Крист медленно, прихрамывая, идет по больничному коридору.
Он идет из перевязочной. Рана почти зажила, и врач сказал,
что через день, другой его выпишут из больницы. Уже
несколько дней Крист находится в городской больнице в
хирургическом отделении. Все это время Андрей и Чежин ни на
минуту не оставляли Криста одного – попеременно несли охрану
возле палаты. (Чежин добился разрешения выделить для Криста
отдельную палату.) Крист видит возле своей палаты Андрея,
шутливо разговаривающего с молоденькой медсестрой. Он
радостно сообщает Андрею:
крист
- Андрюша, мы свободны! Рана
зажила, и завтра меня выписывают.
Позвони Александру и пора
заказывать билеты на Москву. -
Крист входит в палату, с подъемом декламируя самому себе из
Омар Хайяма:
« …. И научить добру людей
свободных – прекрасно, как свободу
дать рабам!»
Крист ложится на кровать, берет со столика папку,
раскрывает ее. Он снова перелистывает пожелтевшие от времени
подшитые листы личного дела Валевского. Его внимание
задерживает тонкой папиросной бумаги листок. Это вкладыш со
спецуказанием Москвы. КРТД – контрреволюционная
троцкистская деятельность. Крист читает вслух:
« На время заключения лишить
телеграфной и почтовой связи,
использовать только на тяжелых
физических работах, доносить о
поведении раз в квартал».……
Москва. Квартира писателя. Нельзя банально ее назвать
творческой лабораторией или еще как-то. Здесь писатель
заново проживает те семнадцать лет, проведенных в колымских
лагерях. Он работает над новым сборником рассказов. И каждый
рассказ – это предельная правда, заново пережитая,
осмысленная и воспроизведенная языком великого таланта,
самым точным, самым человечным языком во все времена. Он
сидит перед чистым листом бумаги, произносит название
рассказа «Лида», начинает писать:« Лагерный срок, мой
последний лагерный срок таял. Мертвый зимний лед
подтачивался весенними ручейками времени. ……. Но я гнал от
себя мысли о возможной свободе, о том, что называется в моем
мире свободой. Освобождаться было опасно. За любым
заключенным, у которого кончался срок, на последнем году
начиналась правильная охота. Охота из провокаций доносов,
допросов. Все это я знал, берегся, как мог. Но уберечься
было нельзя. Я уехал на Колыму со смертным клеймом «КРТД».
Буква «Т» в моем литере была меткой, тавром, клеймом,
приметой, по которой меня много лет, не выпуская из ледяных
забоев на шестидесятиградусном морозе. Убивая тяжелой
работой, непосильным лагерным трудом, убивая побоями
начальников, прикладами конвоиров, кулаками бригадиров…
Убивая голодом «юшкой» лагерного супчика». Действие
переносится в лагерное прошлое писателя. Приемное отделение
крупной лагерной больницы. Вечер. Меняется смена. Конвой
приводит из лагерной зоны врачей, сестер, фельдшеров,
санитаров. Люди переодеваются в гардеробе, который находится
рядом с приемным покоем, и бесшумно растекается по
отделениям. Другие, отработав смену, под конвоем,
возвращаются в лагерную зону. Писатель находится в это время
в приемном покое. При его круглосуточной работе он не
покидает больницы. Один из врачей, переодевшись, и увидев
писателя, перед тем как уйти в отделение на ночное
дежурство, на минуту подходит к писателю, тихо, по дружески,
как хорошему товарищу, говорит:
товарищ
- Слышал, ты скоро
освобождаешься. Удачи тебе. -
Но эти слова товарища не обрадовали писателя. Нахмурившись,
он сидит за столом, отрешенно перелистывая один из журналов
регистрации. Перед его глазами проходит вся его лагерная
жизнь. Каждый перевернутый листок – это этап его лагерной
жизни. Тюрьма, долгий этап на Колыму. Золотые забои.
Джелгала. Карцер в Джелгале. Суд по доносам «товарищей» и
новый десятилетний срок. Вот он работает в шахте – катает
вагонетки и насыпает уголь. Вот в Магадане на курсах
фельдшеров с трудом негнущейся кистью записывает лекции по
терапии и прослушивает стетоскопом больных. Вот в приемном
покое выгоняет блатаря, решившего отдохнуть в больнице и
«покушать» кодеинчика, и с ненавистью грозящего поквитаться
с «лепилой». Эти воспоминания сопровождаются внутренним
монологом писателя.
писатель
«Ни один день из лагерной жизни я
не забыл….. И вот срок заключения
таял, таял как лед. Конец срока был
близок».
Писатель вздрагивает, от воспоминаний его отвлекает сигнал
прибывшей машины – кого-то привезли из больных. Писатель
открывает дверь. Двое сопровождающих вносят носилки с
больным. Больного осматривают два дежурных врача – спорный
случай.
дежурные врачи
- Ну что, Петр Сергеевич, есть
основания для госпитализации? -
спрашивает один у другого.
- Это решает Александр Иванович.
На этот счет мы имеем прямые
указания начальства. Он здесь знает
все: и текущую документацию, и
последние приказы, а главное – тот
мир, откуда доставляют больных».
Врач подзывает писателя. Тот осматривает больного,
говорит:
писатель
- Нужно госпитализировать. -
Больного уносят в отделение. Снова устанавливается тишина.
Писатель садится за стол, включает настольную лампу, снова
погружается в свои тревожные мысли…
…«КРТД». – Все будущее будет
отравлено этой важной справкой о
судимости. Этот литер закроет мне
дорогу в любом будущем, закроет на
всю жизнь, в любом месте страны, на
любой работе. Эта буква «Т» не
только лишит паспорта, но на вечные
времена не даст устроиться на
работу, не даст выехать с Колымы.
Что делать? Может быть проще всего
– веревка… Так многие решали этот
самый вопрос. -
Писатель резко поднимается со стула, начинает ходить по
помещению из угла в угол и громко произносит:
- Нет! Я буду биться до конца.
Биться, как зверь, биться, как меня
учили в этой многолетней травле
человека государством. -
Писатель скручивает махорочную папироску, закуривает,
ложится на кушетку, задумавшись, тихо произносит:
- Нужно думать, думать….. -
Утренняя разводка, снова меняется смена. Люди снимают
арестантскую одежду, одевают халаты. Из безликих номеров они
превращаются в Василия Федоровича, Анну Николаевну, Катю или
Петю, Ваську или Женьку, «длинного» или «рябую» в зависимости
от должности – врача, сестры, санитара или «внешней»
обслуги. Писатель берет журнал, он готовится идти на
утренний доклад к начальнику больницы, выходит из приемного
отделения и внезапно останавливается. Среди уже расходящихся
по отделениям людей он увидел девушку. Писатель невольно
воскликнул:
- Лида! -
Невысокая белокурая девушка оглянулась. Писатель осекся и
лишь махнул ей рукой. Девушка улыбнулась писателю и тоже
дружески махнула ему рукой. Писатель возвращается в приемное
отделение он возбужден и повторяет вслух несколько раз.
- Лида… Лида… -
Писатель начинает вспоминать:
Года два назад дежурный врач из
заключенных отвел меня в сторону…..
Снова лагерная больница. Приемный покой. Дежурный врач
отводит писателя в сторону :
дежурный врач
- Тут девушка одна. –
писатель
- Никаких девушек. –
дежурный врач
- Подожди. Я сам ее не знаю. Тут
вот в чем дело. -
Врач тихо, полушепотом, рассказывает суть дела:
- Начальник лагерного отделения
преследует свою секретаршу –
бытовичку. Но жить с начальником
девушка не стала. Теперь , проездом
– этап везут мимо – пытается лечь в
больницу, чтобы уйти от
преследования мерзавца. –
писатель
- Вот что. Ну-ка давай эту
девушку. –
дежурный врач
- Она здесь. Войди, Лида! -
Невысокая белокурая девушка встала перед писателем,- и смело
встретила его взгляд. Закадровый голос писателя сопровождает
встречу писателя и Лиды.
писатель
« Сколько людей прошло в жизни
перед моими глазами. Сколько тысяч
глаз понято и разгадано. Я
ошибался редко, очень редко». –
- Хорошо. Кладите ее в больницу. -
Начальник, который привез Лиду, бросился в больницу –
протестовать. Но его не пустили надзиратели. Младший
лейтенант – небольшой чин. Лейтенант добрался до главного
врача больницы – к майору. Начал говорить:
начальник
- Ваши врачи положили в больницу
мою секретаршу. Она не больная. Она
здоровая как.... –
главный врач
- Попрошу не учить моих врачей,
кто больной, а кто не больной. А
потом, лейтенант, – почему тебя
интересует судьба твоей секретарши?
Попроси другую в местном лагере и
тебе пришлют. Ну, все. У меня нет
больше времени. Следующий! –
Лейтенант выскочил из кабинета разъяренный и, ругаясь,
уехал.
Действие переносится в Москву. Писатель продолжает читать
вслух рассказ. Он что-то зачеркивает, правит:
писатель
- Случилось так, что Лида
осталась в больнице, работала в
конторе, участвовала в
художественной самодеятельности.
Иногда мы виделись, улыбались друг
другу. Уже дважды сменились
начальники всех «частей». Никто не
помнил, как положили Лиду в
больницу. Помнил только я. Нужно
было узнать, помнит ли это и Лида.
-
И снова приемный покой большой лагерной больницы. Во время
сбора обслуги писатель - заключенный подходит к Лиде и без
ненужных предисловий обращается к ней:
- Слушай, Лида, ты работаешь в
учетной части? –
лида
- Да. –
писатель
– Документы на освобождение ты
печатаешь? –
лида
- Да. Начальник печатает и сам.
Но он печатает плохо, портит
бланки. Все эти документы всегда
печатаю я. –
писатель
- Скоро ты будешь печатать мои
документы. –
лида
- Поздравляю….. -
Лида смахнула невидимую пылинку с халата писателя.
писатель
- Будешь печатать старые
судимости, там ведь есть такая
графа? -
лида
- Да, есть. –
писатель
- В слове «КРТД» пропусти букву
«Т». –
лида
- Я поняла. –
писатель
- Если начальник заметит, когда
будет подписывать, - улыбнешься,
скажешь, что ошиблась. Испортила
бланк…. –
лида
- Я знаю, что сказать…...
Обслуга уже строилась на выход….
Прошло две недели. Писатель и его знакомые – два инженера и
врач – стоят у окошечка паспортного стола. Окошечко
открылось и писателю выбросили лиловую бумажку годичного
паспорта.
писатель
- Годичный? –
недоумевая, спросил писатель.
Из окошечка показалась выбритая физиономия военного:
паспортист
- Годичный. У нас нет сейчас
бланков пятилетних паспортов. Как
вам положено. Хотите побыть до
завтрашнего дня - паспорта
привезут, мы перепишем? Или этот
годовой вы через год обменяете? –
писатель
- Лучше я этот через год обменяю.
паспортист
- Конечно. -
Окошечко захлопнулось. Товарищи писателя поражены.
товарищ
- Это удача! Невероятная ,
немыслимая удача! –
восклицал знакомый инженер.
другой товарищ
- А я думаю, что это смягчение
режима. Это первая ласточка,
которая обязательно, обязательно
сделает весну! –
говорит другой инженер.
третий товарищ
- Нет, это божья воля, -
сказал врач, не пытаясь чем-то другим объяснить происшедшее.
Через несколько дней писатель – заключенный снова видит
Лиду. Переодевшись вместе со всеми, она готовится к выходу
на зону. Они улыбаются друг другу. Их безмолвный разговор
глазами сопровождается закадровым голосом писателя:
писатель
- Я не сказал Лиде не одного
слова благодарности. Да она и не
ждала. За такое не благодарят.
Благодарность – неподходящее
слово….