[Проза] ПОДАРОК ДЛЯ МАМЫ
Автор: @maryatekun
Редактор: @mirta
Удивительный рассказ, построенный на внутреннем монологе. О дочери, которая рисует подарок для мамы. Мама оставила её одну в большом городе. Без дома и средств к существованию. Она убеждена, что бездарна, что у неё ничего не получится, но у неё нет другого выхода, и дочь рисует, купив на последние деньги сухие краски. Она не ждёт чуда, но чудо случается. Сначала в магазине, а потом на улице, там, где она рисует подарок для мамы.
Тяжелый этюдник больно бьет по ногам – Марика спешит. Она спешит нарисовать картинку, чтобы послать маме, в день рождения.
На набережной красота, солнце. Утро, и тепло как летом.
Она остановилась у парапета – вот оно, здесь. Оглянулась.
Не хотелось рисовать на людях, стоя посреди улицы, но – ничего не поделаешь. Конечно, был бы фотоаппарат, можно было бы сфотографировать, а потом дома нарисовать. Но нет фотоаппарата. Она вздохнула: не беда. Дома тоже нет. Потому что дома тоже нет. У нее больше нет дома. Так что придется рисовать посреди улицы.
Она устроилась за рекламным щитом. Так не смотрят хотя бы те, кто идет навстречу. А дом ей видно прекрасно. Чудесный старый дом на набережной. Их дом. Маме будет приятно увидеть родное.
Мать живет в Германии – вышла замуж за немца. Раз в год он присылает Марике джинсы, а мама – фуфайку и коробочку конфет «Мерси» привозит, когда приезжает. Она редко приезжает – только за деньгами. Квартиру сдает - вот и деньги. «Все равно ты пока в общежитии, - объясняет, как будто оправдываясь, - а мне нужен свой доход, я не привыкла, чтоб быть в полной зависимости. Языка не знаю, пока там на работу устроюсь…» Но оправдываться ей не привычно, и она раздражается: «Я десять лет на заводе вкалывала по две смены за эту квартиру, имею право… А ты тоже пойдешь, поработаешь, глядишь, все и образуется». Жалеет, что не сдержалась. Марика смотрит на нее большими черными глазами. Она согласна. Конечно, нельзя же всю жизнь на маминой шее. Мать обняла ее, поцеловала в висок: «Ну, да у нас еще почти три года впереди, придумаем что-нибудь, верно?» Марика кивает. Она рада, что мама больше не сердится.
Одна ножка у этюдника приржавела: никак не вытащить. Ладно, пусть немного пониже, ничего. Она открыла крышку, принялась раскладывать краски, кисточки. Прикрепила бумагу на планшет. Кнопки кривые, еле держат – ну ничего, как-нибудь.
Рисовать ей немного стыдно при всех. Ушла ведь из училища – посчитала себя бездарной. Тем более и с сокурсниками отношения не сложились. Почему уж? Бог весть… Некомпанейская. А ей все казалось: какой кому в ней интерес? Ни таланта, ни искры божьей ни в чем – серая мышь. И рисует серо. Зачем? Одно мучение.
Вот - карандаш сломался. Нечем заточить. Еще один есть, но он слишком твердый.
Ладно, она почти закончила. Не слишком точно, но она подправит. Похоже? Кажется, да. И даже красиво. Хотя, возможно, тем, для кого этот дом ничего не значит, выбор художника покажется странным. Композиция невыразительная, бледный, ничем не примечательный фасад. Но, как говорится, вдохновенный художник способен оживить и камень.
Она отступила немного,чтобы оценить нарисованное.
Вот именно, вдохновенный. А здесь – дурно исполненный набросок…
Глупый подарок. Нищенский. Но больше подарить все равно нечего. Как любила говорить одна ее сокурсница: знаний и денег должно быть много, иначе все равно выглядишь бедно. Хотя придумала это, конечно, не она. А кто?
Да, иначе выглядишь бедно.
Но ей богатства и не нужно. Ни к чему оно. Она выросла не в той стране, чтобы стремиться «иметь». Но теперь все иначе. Ничто не дается даром. И даже по заслугам. Всё нужно выгрызть, вырвать, с корнем, присвоить, огородиться. Все огораживаются. Как в Англии. Только там стригли овец, а у нас вместо овец – люди. Стадо баранов. Черт! Но может, они оттого и бараны, что травоядные, без клыков…
Бумага топорщится от воды. Слишком тонкая. Но ничего, можно будет разгладить потом, или натянуть на картонку. От коробки какой-нибудь оторвать. Паспарту сделать. Красиво будет. И, может быть, маме будет приятно увидеть родное. Как она там, интересно, живет? Все чужие. Даже муж чужой. Она не рассказывает. Рассказывает про сыр. Пока все виды и сорта перечислит, уж и уезжать пора. Некогда спросить про другое. А что там? Бананы в вазочках – ешь, сколько хочешь. Киви. Овощи в банках. Морковка мытая в магазине. А что еще?
Вот краски ей прислали. Акварель, двадцать четыре немецких цвета. Почему немецких? Марика так называет, оттого что кажутся ей слишком яркими. Тут ими и рисовать как будто нечего. Русский глаз пленяется унылым, смутно-прозрачным. Грязная осенняя дорога, черные избы, заборы, лес в тумане, сонная зелень. А все эти кричащие солнечные пейзажи – это не для нас, нет. Это чужое…
Мимо шел парень, зацепил ногой этюдник – нечаянно? или специально? – стаканчик качнулся, облив карандаши и упал на асфальт.
Ну вот, вся вода. Больше нету. И где теперь возьмешь?
Марика посмотрела через парапет. Нет, никак не спустишься, и там – высоко. Никак. Что же делать? Придется в ларек, там купить. Деньги, опять деньги. И снова все складывать? Хотя, тут недалеко. Вон, видно отсюда. И кто чего возьмет? Кому это вообще нужно?
Она побежала по тротуару, оглядываясь, оглядываясь.
И народу-то почти нет никого.
Вернулась с бутылкой минералки, счастливая. Пить так хотелось! Жарко…
Ах! Все перевернуто. Краски пропали, дохлая кисточка валяется, сломанный карандаш – больше ничего. Внутри – грязные бумажки из Макдональда, а на рисунке написано…
Она сорвала, скомкала. Ну вот. Что теперь делать?
Фу, как неприятно. Знала ведь, что ничем хорошим не кончится. Но хотелось нарисовать. Именно это. Старый дом на набережной, их дом. Может быть, маме приятно будет увидеть, вспомнить? Жизнь там, конечно, лучше, намного лучше. А я со своими грошами что могу? Ничего приличного не купишь. А это все-таки родное. И потом, пусть думает, что я все еще учусь.
Снова деньги.
Она вздохнула, вытаскивая кошелек. Придется идти куда-то за красками. Сколько там еще осталось? Заглянула – полтинник, десятка на дорогу, в отдельном кармашке отложено – на посылку. Можно, конечно, и карандашом нарисовать, но выйдет совсем уж жалко.
Сложила все назад, убрала ножки. Бутылку не забыть.
Надо было так сразу, все равно ведь пришлось. Только теперь все заново. Кому-то, может быть, легче переделывать, а ей – никак. Никогда не могла свои работы исправлять. Однажды пережитое уже никак не восстановишь. Ну, не задалось, значит, и не судьба. Лучше новое нарисовать, чем два раза одно и то же.
Но здесь – другое дело. Только краски нужны новые. И магазинчик тут недалеко, художественный, может, там дешевое есть?
Пошла по набережной, в самый конец, до площади. Спустилась в полуподвальчик. Качнулся, робко звякнув, колокольчик на двери. За дверью женщина скучала у прилавка в сплошном одиночестве. Посмотрела на нее равнодушно.
Марика протиснулась неуклюже, проход такой узкий, как бы чего не задеть. Прижала к себе этюдник, чтоб поменьше казался, молча склонилась к витрине. Вот краски, акварель – сколько хочешь. Но купить только сухую получится, как для детского сада, в картонке десять цветов. Ну, ничего, как-нибудь. Еще кисточку… карандаш купить или точилку?.. ластик, бумагу бы еще… – но это дорого, слишком дорого.
-Дайте, пожалуйста, краски «Радуга», кисточку – вот эту, карандаш… а есть заточенный? Ластик, вот этот, синенький. А бумагу листами нельзя? Нельзя, ладно. Тогда, кажется, все.
Женщина медленно выкладывает товары, смотрит на ее этюдник.
-А вы неприхотливы, - говорит она, и смотрит на ее помятые джинсы, фуфайку с вытянутыми локтями, загнувшийся воротничок, каштановые волосы, собранные как попало в хвост, на тонкие руки, испачканные краской, смотрит уныло, как покупатель, изучающий витрину, и заглядывает в лицо – открытое, безобидное, сконфуженное. Она смотрит на ее старый этюдник, и вдруг – отчего-то завидует ей. Или, может быть, это сочувствие? Просто сочувствие?
-Что поделаешь, - Марика разводит руками, подавая деньги, улыбается, стараясь скрыть неловкость. Бедность не порок, просто это теперь не модно – быть бедным. И нужно стремиться быть лучше, богаче, здоровее, счастливее, удачливее всех вокруг. А иначе…
Сдачи рубль с копейками.
Продавщица вынимает точилку, собираясь заточить карандаш.
-Заточите, пожалуйста, еще и вот этот, - она смущенно протягивает обломок.
Продавщица равнодушно пожимает плечами. Точит.
-Спасибо, я вам так благодарна! – глаза Марики сияют неподдельной радостью, она улыбается.
-Не за что. Возьмите точилку.
-У меня нет денег…
-Так берите. И вот еще, - продавщица отошла к стеллажу, - вот вам бумага, - подала несколько листов акварельной, - мы все равно пачку вскрыли, так что берите.
Марика оторопела.
-Бесплатно?
-Берите, берите.
-Спасибо! – она так счастлива.
Женщина улыбнулась, как-то устало и безрадостно.
-Спасибо! Спасибо!
«Как мало нужно человеку для счастья», - с сожалением подумала она.
Снова вернулась на свое место. Разложила вновь приобретенное.
Бумага какая, жалко портить. Она легонько наносила контур дома. А там, на той стороне, храм какой красивый. Особенно, когда небо чистое. На солнце.
Она взглянула на рисунок. Вздохнула. Ну, ничего, ничего. Надо постараться. Не так уж и плохо, в общем-то. Снова вздохнула. И отчего это люди не летают, как птицы? А в искусстве так важна техника? Несправедливо. Сколько порывов души так и уходят, в песок. А жаль. Жаль.
Дело близилось к вечеру. По набережной шли двое, навстречу. За щитом они не видели ее. Разговаривали не по-русски. Прошли мимо, но вдруг мужчина обернулся. Заметил художницу. Остановил спутницу: пойдем посмотрим?
Они приблизились, молча стояли за спиной, переговаривались вполголоса.
«Красиво, очень красиво», - говорит она. «И похоже, - отвечает он, - очень похоже. Как раз тот самый дом, где Алекс». «Ну, спроси», - толкает его жена.
-Очень красиво, - говорит по-немецки.
Марика оборачивается, не понимает.
-Очень красиво, - говорит по-английски.
Не до конца понимает, улыбается.
Немец на всякий случай показывает большой палец:
-Карашо. Гут.
-Спасибо, - улыбается Марика.
-Мы хотим купить, - говорит по-немецки. - Хотим купить, - по-английски. - Покупайт?
-How much? How much is this? – жена указывает на рисунок. – Сколко?
-Чего сколько? – не понимает Марика.
-Рубл, марка? Гут? Сколко?
Она совсем растерялась – полнейшая неожиданность. Сколько стоит? Так откуда ж ей знать?
Пожала плечами.
Немец вытаскивал деньги, указывая на рисунок:
-Гут? Гут? – продает ли она?
Марика улыбается растерянно и глупо.
-Этого хватит? – говорит по-немецки. - Достаточно? – по-английски. – Карашо?
Она кивнула в ответ, не вполне сообразив, что происходит.
Немец подал ей деньги. Ждет, что она снимет рисунок с планшета.
Марика наконец-то соображает:
-Сейчас, сейчас, - торопливо отколупывает кнопки. – Вот, возьмите. Пожалуйста.
-Спасы-бо! – радуется немец.
-Бла-го-да-ру! – радуется его жена.
Они уходят, довольные, махая рукой на прощание.
Марика, не глядя, запихнула деньги в карман. Сколько же они дали? Но неудобно считать при всех. Она принялась собирать этюдник.
Вот это да! 50 марок! А говорят еще, что немцы скупердяи. Столько денег отвалили! И было бы за что! Как здорово! Теперь будет на что купить подарок. Хороший подарок! Самый лучший. И дорогой. Теперь она не подумает, что я…
В тот же вечер она отправилась в драгоценную лавку и на все деньги купила там перстень с большущим стеклянным «камнем». Для мамы.
Воспользуйтесь платформой Pokupo.ru для монетизации творчества. Без абонентской платы и скрытых платежей, взимается только комиссия с оборота. При обороте до 30 тысяч рублей можете работать вообще без комиссии.
С Pokupo начинать бизнес легко!
По всем вопросам - к @ivelon. Или в телеграм-чат сообщества Pokupo.