Бессмертие души (Платон/Сократ) (6)

То есть «общие понятия» у Сократа и Платона есть не продукт обобщения чувственного опыта, а результат припоминания сущностного.

Для Сократа «...знание – это припоминание...» («Федон»). Истина для Сократа есть принадлежность сущности и совпадает с сущностью. В этой связи именно припоминание сущности в слове-откровении, а не обобщение чувственного опыта в слове-обобщении, отражает сущностную сторону процесса познания у Сократа и Платона: «Стало быть, мы непременно должны знать равное само по себе еще до того, как впервые увидим равные предметы и уразумеем, что все они стремятся быть такими же, как равное само по себе...» («Федон»). Чувственный опыт восприятия вещи при такой трактовке в лучшем случае позволяет установить некое мистическое соответствие между вещью и сущностью а-ля: «Мы, конечно, согласимся и в том, что... мысль о равном самом по себе... может возникнуть не иначе как при помощи зрения, осязания или иного чувственного восприятия...» («Федон»). То есть из зримого чувственного опыта «следует» (перебрасывается «мостик») незримая истинная мысль. Собственно, в этом непостижимом переходе зримого в незримое и состоит мистическая природа процесса познания в философии Сократа и Платона.

Сущность, которая в данном случае (практически) в прямом смысле слова принадлежит небу, есть как бы внешний фактор-форма по отношению к процессу познания и субъекту этого процесса – философу. Она не может стать собственным внутренним психическим фактором-формой процесса познания, поскольку не может быть выражена в собственных агентах сознания философа – эйдосе и слове-обобщении, – которые в своем значении воспроизводят собственный, личный чувственный опыт субъекта сознания в отношении («)земной(») предметной действительности-реальности, в частности, в отношении конкретных предметов-вещей. Сущность открывается философу в конечном пункте процесса познания, но не является средством-проводником-формой такового. Все средства отражения сущности как носители истины, в том числе слово-откровение (а у Платона – именно слово-откровение), совпадают с ней и, следовательно, так же, как она, являются («)внешними(») носителями знания и внешними факторами процесса познания по отношению к субъекту познания.

Отсутствие собственного внутреннего агента истинного познания ставит субъекта этого процесса в зависимость от мира сущностей (и/или/... богов), и, следовательно, припоминание не может являться собственным произвольным актом субъекта познания (такой акт осуществлялся бы посредством собственного агента субъекта познания – знака/образа/... как носителей смысла-значения). То есть философ не может самостоятельно двигаться к постижению причастности данной конкретной вещи той или иной сущности, например, через обобщение чувственного опыта по поводу конкретной чувственно воспринимаемой формы вещи, по пути сравнения ее с другими формами.

В подобном случае сам по себе удачный акт познания есть своего рода открытие (снизошедшее свыше); подобный акт естественно есть творческая удача субъекта познания. То есть открытие как творческая удача становится неким «угадыванием» знания – «случайным» озарением. Однако в благом мире, зримом благими богами, все случайности известны последним и, более того, они есть дело именно самих богов: случайность в мире богов всегда есть промысел божий; удача всегда есть «дар богов». То есть именно боги в подобном мире обеспечивают удачный акт истинного познания философа; непосредственно или посредством некоего своего «божественного» агента. Но так как боги и сущности есть внешние факторы по отношению к процессу познания и его субъекту-философу, то и агент познания становится (как минимум и) внешним фактором истинного познания. Таковым агентом, несущим философу от богов слово-откровение, «нашептывающим» его философу, у Платона является демон, в частности дейманион Сократа: «Все демоны представляют собой нечто среднее между богом и смертным... Пребывая посередине, они заполняют промежуток между теми и другими, так что мир связан внутренней связью... Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство демонов – и наяву и во сне...» («Пир»).