О боях, пожарищах, о дедах товарищах...

Бессмертный полк - это была хорошая идея, пока не вылезла Поклонская с портретом Николая Второго.

Для меня Вторая Мировая - отнюдь не великая история победы добра над злом. Скорее - смертельная схватка зла со злом, в которой добро оказалось, как в сказке, сильнее.

Но для дедов это была самая яркая часть жизни. С одной стороны - страшная, с другой - вдохновляющая. И я бы вышел на честный, не заорганизованный парад Бессмертного полка с портретами обоих дедов. Даже несмотря на то, что один не воевал и под бомбежку попал лишь однажды - когда в августе 1941-го выводил через Волхов-мост (на железной дороге Ленинград - Москва) весь скот, который удалось эвакуировать из нашего Чудовского района.

Бомбежка была встречная. Мост пытались разбомбить и немцы, и наши. Коров и свиней гнали через толпы людей, бегущих туда же, за Волхов (куда немцы в конечном счете так и не прошли). Скот согласно всем предписаниям считался гораздо более важным, чем люди. Насколько успешно получилась эвакуация у деда Василия Ивановича Федорова, умалчивают даже семейные предания.

Осталась только почетная грамота, подписанная заместителем начальника ГУЛАГ НКВД СССР - В.И. Федорову за образцовую работу начальником культурно-воспитательной части лагеря в Саратове в 1943 году.

У него в юности была раздроблена коленная чашечка. По одному семейному преданию - пострадал ребенком еще в Гражданскую, по другому - просто с дуба рухнул. В молодости был комбедовцем, в партию вступил в разгар коллективизации. Но при этом - вытащил в город не только свою любимую Танюшу, мою бабушку, кулацкую дочку расстрелянного мельника, но и всех ее братьев и сестер. Которые в войну поднялись гораздо выше бабушки - один брат дослужился аж до контр-адмирала.

А дед Василий Иваныч всю дорогу был партийным деятелем низового звена. После того, как в 37-38-м смело все прежнее руководство района, он стал начальником Чудовского радиоузла и членом бюро райкома партии.

В 1941-м, когда немцы внезапным ударом на Мгу завершили блокаду Ленинграда, а заодно вошли в Чудово, ему было поручено эвакуировать скот. Семью он тоже взял в обоз, и первые детские воспоминания мамы были связаны с тем, что у них основной едой были арбузы. Хлеба под Саратовом не было, а арбузы - с середины лета и до зимы. Сначала сладкие, потом соленые.

Скорей всего, дед тогда все-таки не сидел в лагере, а работал по назначению. В 1944-м он вернулся в Чудово раньше райкома партии, в феврале, через месяц после освобождения города. И год работал редактором районной газеты. И писал неплохо (я сам читал), несмотря на отсутствие образования. Но потом был сдвинут на должность директора типографии. А потом - на райпотребкооперацию. А там уже трудно было не сесть. В конце сороковых его партийная карьера кончилась. После трехлетней отсидки он всю оставшуюся жизнь был столяром-надомником.

А второй дед - Владимир Елисеевич Антонов - был твердокаменный коммунист. Вступил в партию в 1937-м под барабанный бой подвигов и процессов. И был оставлен в подполье при наступлении немцев на Донбасс в 1942 году.

Вроде бы. По семейным преданиям. Хотя с другой стороны, должен был быть призван в армию по мобилизации в 41-м. А с третьей стороны - он был высококвалифицированным шахтером, которым полагалась бронь. А с четвертой стороны, в Ворошиловградской области (ныне ЛНР) с момента объявления мобилизации 23 июня до конца 1941 года не явилось на призывные пункты более 50% получивших повестки.

В октябре 1941-го у деда родился сын. Мой отец.

Год спустя деда искало гестапо. И по семейной легенде, к голове годовалого отца эсэсовец приставлял парабеллум, добиваясь от бабушки Ани признания, где тот прячется. Все выжили - бабушка, дед и отец, а в конечном счете - и я.

Гестапо арестовало деда в 43-м. И он даже сидел в одной камере с Олегом Кошевым. Но выжил - что ему потом неоднократно ставили в вину.

С приходом советских войск его сразу посадили на танковую броню - без обмундирования, без оружия, чуть ли не в нательном белье и босиком. Выживешь в первом бою - занесем в списки части.

Он выжил. Собрал с Первым Украинским фронтом все медали за взятые города и орден Красной Звезды.

Но вот беда. В подполье он утратил партбилет. Идеологи в тылу считали, что партизаны и подпольщики должны носить партбилет у сердца и предъявлять каждому встречному гестаповцу. А дед Владимир Елисеевич зарыл его в личной копанке в шахте, откуда таскал уголь для отопления дома.

Когда наши брали Донбасс, эту шахту так проутюжили авиацией, артиллерией и катюшами, что пожар догорал еще много недель.

А партийные деятели отвечали деду: "Потеря партбилета в боевой обстановке влечет за собой исключение из партии без права восстановления".

В конце 70-х он был главным инженером той самой шахты, которую восстанавливал своими руками. И рабочие, и начальство хотели, чтобы он стал ее директором. Но директором мог быть только член партии.

Я как раз проводил то лето 1979 года у бабушки Ани в донбасском поселке. Дед поехал в Ворошиловград на прием к первому секретарю обкома. А тот, в войну еще под стол ходивший, 1935 года рождения, обозвал деда предателем. Мол, если ты в войну партбилет потерял - значит, Родину и партию предал.

Деда увезли в больницу прямо из кабинета. Через три дня он умер.