Бессмертие души (Платон/Сократ) (5)

Некое «персонифицированное» выражение слово-откровение приобретает в «лице» дейманиона Сократа: «Благодаря божественной судьбе с раннего детства мне сопутствует некий гений – это голос, который, когда он мне слышится, всегда, что бы я ни собирался делать, указывает мне отступиться... И если, когда кто-нибудь из моих друзей советуется со мной, мне слышится этот голос...» («Феаг»). Если бы Сократ был визуалистом, как, например, Якоб Бёме, то, вполне возможно, в диалогах Платона он говорил бы о визуальном опыте созерцания сущностей (например, от некоего сияния до вполне конкретного предметного образа) и, даже если бы он различал опыт зрительного восприятия вещей и сущностей, он, по крайней мере, не отрицал бы зримость истины, пусть зримость и непостижимую, «неописуемую».

Противопоставляя чувственный опыт человека и истинное мышление, Платон противопоставляет тело и душу («разум»): «Принимаясь исследовать что бы то ни было совместно с телом, душа...всякий раз обманывается по вине тела... В размышлении... – и только в нём одном – раскрывается перед нею что-то от подлинного бытия... И лучше всего она мыслит, когда ее не тревожит... ни слух, ни зрение, ни боль, ни удовольствие, когда расставшись с телом, она остается одна и устремляется к подлинному бытию, прекратив и пресекши... общение с телом...» («Федон»).

Подобная жестко фиксированная дихотомия тела и души приводит к их параллелизму. Но проблема параллелизма тела и души у Сократа и Платона является следствием параллелизма мира вещей и мира сущностей, который выражается в противопоставлении конкретной вещи и сущности, поиск соответствия которых в процессе познания теперь требует некоего особого посредника. И здесь у Платона возникает видимое противоречие.

Платон изначально отвергает истинность чувственного опыта и, соответственно, отвергает эйдос и слово-обобщение (чувственного земного жизненного опыта) как средства познания, как (универсальных) посредников истинного познания (собственно, познания). Именно это абсолютное сомнение в возможности истинного познания, опирающегося именно на чувственный опыт и его обобщение, приводит Сократа к полному отрицанию возможности познания истины при жизни: «Достигнуть чистого знания... мы не можем иначе как отрешившись от тела и созерцая вещи сами по себе самою по себе душою. Тогда у нас будет то, к чему мы стремимся..., а именно разум, но только после смерти,.. при жизни же – никоим образом. Ибо, если не «расставшись с телом, невозможно достичь чистого знания, то... или знание вообще недостижимо или же достижимо только после смерти...» («Федон»).

Но постулирование невозможности достижения знания при жизни не в последнюю очередь обесценивает звание философа именно как живого философа, ищущего и находящего истину при жизни*. В частности, подобное утверждение приходит в противоречие с обстоятельствами своего собственного рождения – Платон же жив, а данное утверждение, чтобы быть истинным, должно принадлежать мертвому Платону. Неудивительно, что как ~~следствие~~ минимум параллельно Платон, несмотря на ригористичность вышеприведенной цитаты из «Федона», не отказывается полностью от возможности достижения истинного знания еще при жизни, но лишь небольшим кругом избранных –прежде всего или именно теми самыми живыми философами (наверняка Платоном в том числе:)): «...мнение, как приходится признать, дано любому человеку, ум (как знание истины) же есть достояние богов и лишь малой горстки людей...» («Тимей»). Тут, конечно, присутствует некоторое противоречие, связанное именно с ригоризмом, однозначностью звучания и/... сути предыдущего высказывания Платона...

В результате, «и опять и снова» возникает вопрос о природе самого процесса познания. Следующее высказывание платоновского Сократа по этому поводу вроде бы противоречит его же утверждениям, в которых постулируется абсолютная дихотомия разума и тела, абсолютная дихотомия чистой мысли (как истины) и чувственного опыта: «Человек должен постигать общие понятия, складывающиеся из многих чувственных восприятий, но сводимые разумом воедино...» («Федр»). Сократ тут же уточняет словосочетание «сводимые разумом воедино»: данная операция «...есть припоминание того, что некогда видела душа, когда она сопутствовала богу, свысока смотрела на то, что мы теперь называем бытием, и, поднявшись, заглядывала в подлинное бытие...» («Федр»).

* Истинный философ – мертвый философ? Эмм... и что можно от него услышать? Разве что коммуницируя с ним в рамках спиритических сеансов, транса и тому подобных состояний, обычно именуемых состояниями измененного сознания. Здесь, условно (да простят меня психиатры) говоря, в норме; т. е. патологию психотического круга, пусть тот же сон или транс являются «моделью» оной в рамках той самой нормы, вынесем за скобки.