EYE: Entrancement - Глава 5

 Меня пробудил бой старинных часов. Как нежданный гость средь темной ночи, громко и навязчиво он постучал в запотевшие окна моего сонного сознания, насильно прервав странное сновидение. Нет, это не был ночной кошмар, как бывало ранее. Однако, гулкий металлический звон в некоторой степени принес облегчение, вернул к реальности мой разум, но оборвал тонкую нить видений прошлого, мне неизвестного. Я привык к тем ужасным образам, что, словно мишени в тире, всплывали за моими веками во время сна. Не отпускали цепкие когти страха и в пограничном состоянии, будь то эйфория, нервное напряжение, опьянение до беспамятства... Это пугало, поначалу. Теперь, от былых переживаний и ярких эмоциональных срывов остались лишь болезненные мигрени и расшатанные нервы. Годы научили отстреливать эти опасные мишени, изучать их смысловые связи и не боятся судьбы, какой бы безумной она не казалась. Но когда я, превозмогая над удушливой усталостью, въехал в густые леса долины реки Оффергулд, мои сны стали иными. Непривычные, пугающе подробные, они болезненно напрягали нервы, побуждая мозг генерировать все новые и новые тревожные вопросы. Органы чувств просыпались, а размышления угасали. Я ощущал, как моя левая рука колко ныла под весом тела. Перевернулся. Белый свет ударил в глаза. Даже сквозь сомкнутые веки он казался колючим как ёж - взглянуть что творится вокруг удалось далеко не с первого раза...

 Иная расцветка мебели и отсутствие моих вещей удивили не так сильно, как стойкая трупная вонь. Короткий сон в машине не прошел бесследно, и я, кажется, заболел. Но даже сквозь заложенный нос старательно пробивался характерный смрад. Я боялся искать его источник, ибо знал, что обнаружу. В прошлом, мне доводилось лежать в одном ряду с покойниками. Вспоминать такие моменты далеко не из приятного. Настойчиво прогоняя гадостное ощущение дежавю, я схватил с тумбы при кровати полотенце, скомкал и плотно зажал им нос. Дышать сквозь затхлость пыльной материи было меньшим из двух зол.

 Пытаясь встать с кровати, обнаружил, что джинсы разорваны в нескольких местах. На истрепанной ткани запеклась бордовая кровь... моя кровь. Засохшие нарывы мешали двигаться, но не обращая внимание на боль, я встал и подошел к двери номера. Холодная серебряная ручка. Глухая тишина. Скрип механизма.

 Двери в этом отеле можно запереть с обеих сторон ключом. Надеясь, что это все еще моя комната, а странные отличия в мебели и тяжелый смрад лишь глубоко прихватившие мое воспаленное сознание галлюцинации - ведь не впервой; я стал осматривать помещение, нервно ища глазами заветную красную бирку с белой цифрой 208.

 В номере было мрачно. Казалось, что белый свет, рассеянно льющийся сквозь полупрозрачные серые занавески, лениво падал на белое постельное белье широкой резной кровати из темного дерева, на дубовый паркет, бросая блики, и даже не пытался добраться до дальних углов комнаты, где царил полумрак. Окно со множеством тонких деревянных шпрос было широким и занимало большую часть стены позади кровати. Но низкий потолок не позволял осветить помещение сполна: лакированная древесина, бронзовая и серебряная фурнитура, дорогие ткани выглядели серыми и бесцветными.

 Окружающие предметы, личные вещи явно не знакомого мне постояльца, легкий беспорядок - обстановка свидетельствует о том, что хозяин номера живет здесь несколько дней и лишь ненадолго покинул свои апартаменты. Я же оказался в этом странном отеле прошлой ночью, по воле случая и в неприятном положении. Да еще и этот подозрительный консьерж... То, что творилось вокруг теперь, невольно заставило задуматься о нереальности происходящего. Вспомнился весь бред, что довелось мне видеть, пребывая в наркотическом угаре от гремучей смеси, которую некогда мешал Грув из бытовой химии с добавлением своего чудо-метамфетамина. Жаль, но не все из тех образов были бессмысленны. Спустя десять лет от этого параноика осталась лишь скудная память, да партак, набитый мне на ягодице - искусство черного юмора, злая шутка, за которую я сломал ему два ребра в грациозном полёте кубарем с винтовой лестницы. Десять лет, а та забытая сенестопатия захватила меня вновь: избит как дворняга и совершенно не помню что произошло этой дождливой ночью.

 В полумраке трудно что-либо разглядеть. Я потянулся к выключателю слева от двери. Пальцы ощутили сухость пыли, а свет в настенных бра так и не зажегся после нескольких глухих щелчков. Двигаться было трудно, но боль в ногах я игнорировал. Отдернув занавески на окнах, я зашелся сдавленным кашлем: клубы пыли сверкали в лучах белого света. Мои гортанные, хриплые звуки, сравни ударам кузнечного молота о наковальню, вспороли могильную тишину - я ощутил ее физически. За мутным стеклом взору предстали внутренний двор старинного особняка и депрессивно хмурое утро ранней осени. Тусклые алые и оранжевые кроны садовых деревьев - единственные цвета средь всей серости каменной кладки стен, тротуарной плитки и террас с миниатюрными скульптурами и мраморными балясинами.

 Окна были плотно закрыты. Ручки на задвижках из темного бронзового сплава со старинной патиной не поддавались. Но я ощущал поток холодного воздуха откуда-то из ответвления комнаты - закутка два на два метра, отделенного округлой аркой. Здесь хранили вещи постояльцев встроенные шкафы и комоды, стояло небольшое кожаное кресло, напольный торшер. Подойдя ближе к небольшому приоткрытому окну с вертикальными створками, я заметил, что подоконник испачкан грязью, уже подсохшей, а на паркете под ним мелкими зернами рассыпана черная земля. Из узкой щели веяло холодной сыростью, но отвратный трупный запах лишь усилился. Возникло нездоровое желание обыскать все шуфлядки и полки. И будто повинуясь слепому наваждению, я дергал ручку за ручкой, открывал дверцу за дверцей, рылся в вещах, надеясь найти ключ, и, быть может, ответы. Абсолютно вывел из равновесия меня и мои нервы выпавший из шкафа полуразложившийся труп, придавив к ковру всем своим весом.

 Я отчаянно оттолкнул гниющего, желеобразного кадавра в сторону и вскочил как ужаленный. На лице что-то копошилось - брезгливо стряхнул это полотенцем, нервно вытер липкие дрожащие руки. Белые мушиные личинки. Живот свело спазмом, но я сдержал порыв.

 Стоя в задумчивом ступоре посреди запертой комнаты пустого отеля, окончательно понял - я снова влип в историю. В очередной раз бездарный и жестокий сценарист моей никчемной жизни решил написать пьесу, великодушно подарив мне центральную роль.

 С ужасным отвращением я перевернул беднягу на спину. Он был уже не молод и носил усы - это все, что возможно было определить. Трупу не менее 20 дней. А ни горничные, ни швейцар не обнаружили тело, не заметили пропажи гостя. Из нагрудного кармана торчало нечто красное... бирка с цифрой 305... Это несколько воодушевило: по крайней мере, я смогу выйти отсюда, если ключ подойдет к замку. Однако, как я оказался на третьем этаже?

 Резкий звук средь тишины и жужжания мух встряхнул сердце - в дверь номера постучали.