Император Неба - 10 (Ковчег уплывает вдаль)
ИМПЕРАТОР НЕБА
10
Ковчег Вознесения уплывает вдаль.
Он выходит из дока между Цитаделью сверху и ее Подножием снизу медленно, со скоростью пешехода. Величественная громада в два километра длиной и пятьсот метров высотой торжественно проплывает мимо пирсов, где мошками кажутся даже самые великие люди Империи.
На правом пирсе, укрытом от космического пространства совершенно прозрачным дендропластом, в самом начале стоят шестнадцать членов Круга Высшей Воли, а за ними — великие и малые принцы императорского дома. Еще дальше — избранные аристократы Империи, увенчанные особыми наградами и удостоенные высших привилегий. И ближе всех к выходу из дока — члены правительства Империи.
В этом ряду есть место и для владык Основания. Но вместо двенадцати на предназначенном месте находится только один. Князь владык Этна Карон. Он — член Круга Высшей Воли и проводит в Метрополии гораздо больше времени, чем на планетах своего клана.
Остальных никакая сила не могла бы доставить с планет в течение суток — того единственного дня, когда должно завершиться вознесение прежнего Мегарха и совершиться воцарение нового.
А на левом пирсе выстроились 256 сенаторов Империи и около тысячи депутатов Ассамблеи Народов. Всего их 1024, но тут удалось собрать не всех.
Пока ковчег, как спящий кит, лежал в доке, эта орава избранников разреженным строем в одну шеренгу занимала весь пирс от кормы до носа.
Но вот Ковчег тронулся с места и поплыл медленно и величаво между пирсами. Бойцы императорской стражи и военные, выстроившиеся двумя ярусами позади, но выше знати и руководства, приняли стойку «На караул!»
Казалось, с начальной скоростью меньше, чем у пешехода, ковчег будет лететь вдоль пирсов целый час, но он ускорялся с каждой секундой.
Док расположен у кормы — и впереди далеко еще простиралось ущелье между Цитаделью и Подножием. Цитадель — в 21 километр длиной, ровно в десять раз больше ковчега. А Подножие — вдвое длиннее и шире.
Плавно ускоряясь, Ковчег Вознесения преодолел это расстояние и вышел в открытый космос. В клиновидную полосу, образованную кораблями церемониального флота.
Половина кораблей флота замерла в этом трехмерном строю, а другая половина обеспечивала боевую завесу с кормы и вокруг Метрополии.
После прохода Ковчега парадный строй немедленно разворачивался в боевой порядок — дабы пресечь любые попытки пристроиться Ковчегу в кильватер.
Ковчег Вознесения улетал в неизвестность. Ему предстояло две недели провести в интенсивных маневрах маскировки следа, а затем 120 дней лететь с максимальным кратным ускорением и открытой курсовой ошибкой.
Это гарантировало выход из сверхсвета в непредсказуемой точке пространства, где с вероятностью, близкой к бесконечности, не будет ни людей, ни кораблей. А вот галактики, звезды и обитаемые планеты — будут. Много веков назад Отец Кораблей это доказал — ему единственному удалось пролететь 144 дня на кратном максимуме и вернуться в исходную точку.
А Ковчег вернуться не должен. И никому не дано знать, где он окажется в конце пути.
Этого требует Кодекс Империи — приложение к Хартии Основания. Он разрешает разовое продление жизни путем реинкарнации, продление на ограниченное число циклов или вечное продление, ведущее, по сути, к бессмертию. Но он запрещает реинкарнацию по месту прежнего цикла жизни и в пределах досягаемости от него.
Право на реинкарнацию может быть предусмотрено Кодексом Империи и ее законами по должности или статусу, пожаловано императором или Кругом Высшей Воли, куплено за деньги.
Но когда имеющий такое право умирает, его матрикс помещается в память Ковчега Вознесения и ждет там, когда вознесется правящий император.
От инкарнации землян посмертная реинкарнация отличается тем, что для нее используется не первичная земная матрица, а вторичный матрикс. Он содержит память о жизни или цепочке жизней с момента рождения человека или первой инкарнации, а также данные об изменениях личности и сознания, которые произошли за этот период.
Память и ментальные параметры постоянно или периодически (в зависимости от условий пожалования или контракта) считывают «стражи жизни» — микроботы размером со среднее насекомое, летающие и почти невидимые, поскольку ткани их, включая автономную нейросеть, играющую роль компьютера и информационного хранилища, сотканы из прозрачного дендропласта.
Всю считанную информацию стражи аккумулировать в себе не могут. Поэтому они регулярно сбрасывают новые пакеты на ближайшие корабли или станции по мгновенной волновой связи. А те автоматически отсылают гонца с этим пакетом на Метрополию.
На орбите каждой лояльной планеты Империи есть хотя бы одна станция контроля и связи. Если же человека с правом на продление жизни занесло на нелояльные, мятежные, непокорные или непросвещенные планеты, то вся надежда на корабли — причем не только имперские.
Любые звездолеты, станции или сателлиты, имеющие возобновляемый запас гонцов, дают гонца на такие цели без возражений и даже без ведома капитана и экипажа.
Если же в пределах досягаемости волновой связи (7 — 12 световых дней) источники гонцов отсутствуют, то страж будет вынужден стирать или сокращать прежние воспоминания подопечного, чтобы добавить новые. А после его смерти он сам летит на поиски Метрополии или корабля, который даст гонца.
В нейросети Метрополии поступившие пакеты собираются в матрикс, и он отправляется в память Ковчега, стоящего в доке.
Что касается тела, то землянин после реинкарнации возвращается в точно такое же тело, как то, которое было у него в момент первичной инкарнации. А местный уроженец, получив право на продление жизни, должен пройти сканирование, чтобы включить в матрикс телесную и генетическую карту.
Обычно тогда же в стационарных условиях считывается предшествующая память — дабы не обременять этим стража жизни.
Если матрикс собран полностью и правильно, то после реинкарнации наблюдается интересный эффект — человек первое время отчетливо помнит весь период жизни, в течение которого у него считывалась память.
Если он прожил несколько жизней — то помнит их все. Но потом более старые воспоминания начинают забываться.
А пауза между смертью и реинкарнацией принципиального значения не имеет, хотя и может достигать десятков и сотен лет. Ведь воскреснет человек в Ковчеге, в неизвестной точке вселенной, где жизнь или цепочка жизней начинается заново.
И каждый раз, когда Ковчег Вознесения улетает вдаль, в кильватер пытаются пристроиться на быстроходных кораблях фанатичные поклонники ушедшего императора. А еще — безумные исследователи, мечтающие своими глазами увидеть, будет ли ушедший Мегарх строить на новом месте очаг Империи Неба или придумает что-то другое.
Среди них есть и такие, кто верит, будто можно в пути расставить метки для возвращения и обмануть тройное кольцо курсовых ошибок. Это никому кроме Отца Кораблей не удавалось, но они все равно верят и прислушиваются к легендам, согласно которым были и другие, кто возвращался из-за этой грани.
Попадаются среди них и охотники за сенсациями из журналистского племени. Ведь если и впрямь получится вернуться — это будет сенсация тысячелетия вселенского масштаба.
А в религии Неба есть предание, что Ковчег Вознесения, ведомый Высочайшим Сонмом царственных духов, может выйти к Земле Изначальной. Это противоречит всем данным, говорящим о том, что Земли во Вселенной Разумных Кораблей нет — но является постулатом веры.
На корабле, куда сумел пристроиться Дорми Дронт, были, кажется, все — и фанатики, и ученые, и какие-то странные типы, одержимые идеей то ли бежать подальше от Метрополии и лояльных имперских планет, то ли любой ценой догнать Мегарха Девяносто Девятого и лишить его бессмертия.
Они были готовы погибнуть, зная, что если задержать их звездолет не удастся, то корабли эскорта и сам Ковчег постараются его уничтожить.
И капитан звездолета тоже был из этих, с горящими глазами. Он не собирался ни отступать, ни сдаваться.
А Дорми Дронт был журналист. И когда речь шла о вселенской сенсации, такая мелочь, как риск попасть под уничтожение, не могла его удержать.
Он следил по компьютерной консоли, как их звездолет «Перо демона», вышел на след Ковчега, только что ушедшего в сверхсвет, и, каким-то немыслимым маневром проскочив мимо последних кораблей флотской завесы, ринулся по этому следу с теми же параметрами ускорения.
По праву близкого знакомого кого-то из экипажа Дронт торчал в главной рубке и слышал, как капитану доложили:
— За нами идут четыре корвета и фрегат.
— В сверхсвете отобьемся, — ответил капитан. — Готовность к бою на выходе в досвет.
А Дорми Дронт, глядя на рассекаемую молниями темноту за панелями визуального обзора (одна из зрительных иллюзий, сопровождающих сверхсветовой полет), бил себя кулаком одной руки по раскрытой ладони другой и шептал сквозь сжатые зубы:
— Давай! Давай!! Давай!!!
