Черная икра

В детстве казалось, что черная икра - старшая сестра красной. Причем, кому какая по душе. Ахматова-Цветаева, Пастернак-Мандельштам.
Фраза “А мне больше красная нравится” в те годы звучала гулкой банальностью, на говорившего никто не показывал пальцем и не крутил потом тем же пальцем у виска. Но приход капитализма на родную землю расставил все по местам.
Как-то на венецианском кинофестивале я посмотрел отличнейший документальный фильм “Пять препятствий”. Там Ларс фон Триер - чисто дьявол - искушает более старшего соплеменника-кинематографиста повторить молодость. Я мол так вас уважаю, так мне в жилу ваше раннее творчество, а может, тряхнете стариной?
Деньги не проблема. Всего-то предлагают Йоргену Лету сделать пять ремейков своего громкого фильма 1960-х, но каждый с каким-то гандикапом: то все планы не длиннее полсекунды, то сцена ужина на серебре снимается в самом бедном и несчастном месте в мире - в мумбайских трущобах, то вообще мультфильм.
Что для нас здесь особенно важно, два режиссера - соблазнитель и соблазняемый - по ходу картины встречаются по утрам обсудить отснятое и диета их дополуденных симпозиумов напрочь лишена разнообразия: черная икра под водку.
Вернувшись с фестиваля, я решил заняться реконструкцией.
Позавтракать по-киношному. Пошел на Кузнечный рынок. И вернулся с картошкой. Красивые жесты - это здорово, но как-то неприлично за такие деньги покупать, безнравственно, что ли. Черная икра осталась для меня продуктом “на чужбинке”, выражаясь словами Венедикта Ерофеева.
2000-й год. Телефонный звонок. “Такого-то числа приезжает Катрин Денев, можете попереводить?”. Отказаться невозможно. И наплевать, что французский на филфаке был вторым языком. Да хоть бы я вообще его не знал, ну Денев же. Та самая.
Разумеется, за недели, остававшиеся до перевода, я собирался пройти ускоренный курс повышения квалификации, и, разумеется, мой французский остался на примерно том же уровне. То есть могу, но с сильнейшим напрягом, ухватывая смысл на пределе восприятия. Каждая фраза как кроссворд. Каждое правильно построенное предложение - золотой кирпичик моей лачуги должника.
Выяснилось, правда, что переводить не надо. Денев прилетела на премьеру “Востока-Запада” из Москвы с пожилым профессионалом Сергеем, который вальяжно похрустывал сухариками с чесноком и развлекал нас историями про пиво “Таежное” из буфета ЦК. И Брежнев такой молодой. Плюс в группу поддержки входила агрессивная москвичка-промоутер, тоже с французским.
Я, раз уж позвали, катался с этим коллективом на микроавтобусе по городу, млел от близости к любимой актрисе и ощущал собственную бессмысленность. Человек так устроен, что а) ему всегда мало, б) надо же что-то делать. Казалось бы, пей-гуляй, ну очень надо - встрянь как-нибудь в разговор с тщательно продуманной фразой на языке, которым владеешь не в совершенстве.
Так нет же, протестантская этика. В общем, я подвалил к пожилому профессионалу:
- Сережа, я все понимаю, пресс-конференция ваша, но, может, какое-нибудь необязательное интервью...? Чтоб я хоть что-то попереводил, раз уж я здесь нарисовался.
Возможность проявить себя представилась в Русском музее.
Директор Гусев лично вел экскурсию. Я переводил. По пятам шли Сергей и агрессивная москвичка. Стоило мне замешкаться, как они выпаливали искусствоведческий термин, который я бы, может, и сам вспомнил, но не так быстро.
- Посмотрите, как прописаны складки на этой иконе.
Я взвинтил скорость мысли до предела. Складки бывают на плиссированных юбках. Значит складки les plies. Прописаны - то есть проработаны. Работать - labour, lavoro. Я набрал воздуха в легкие:
- Regardez comment ces plies sont elaborees.
Покосился на профессионала, вроде нормально.
Лоб покрылся испариной. Каждая фраза как подвиг. Помните “Полночный экспресс”, когда героя прихватывают с наркотиками на границе? Или когда в “Крестном отце” Пачино выходит из туалета с пистолетом и направляется к столику, чтобы застрелить капитана полиции?
Когда Сергей сказал, “ну ладно, дальше давай уже я”, я даже не сильно расстроился. Здоровье одно. Расстроился я чуть позже.
Оставшийся до приема в ресторане “Ресторан” я бродил по Стрелке и погружался в пучины отчаянья. Это провал, думал Штирлиц. I’ll never work in this town again.
На приеме подавали черную икру. Нельзя сказать, что я ел без удовольствия, но радость встречи была омрачена моим недавним позором. Задача была даже в такой унизительной ситуации сохранить лицо. Для этого приходилось как ни в чем не бывало есть икру, что я и делал. Почти через силу.
По одному стали подходить знакомые. “Да ладно”. “Да бросьте”.
- И все-таки, как тебе удалось ее обаять?
- Издеваетесь? Да в чем дело-то?!
- Катрин Денев сказала своему продюсеру, что то, как ты ей переводил в музее, было лучшим, что с ней случилось в России.
Одна рука потянулась за шампанским. Другая - за ложкой с черной икрой. Вкус к жизни вернулся и осетровая тут пришлась как нельзя кстати.