Пирожное

Я не люблю сладкое. Не ем пирожных. Ну только если очень надо. Но было время - приходилось.
В 1991 я поступил сразу в Политех и в Герцена на английское - в тот год можно было. Пришлось выбирать. А тогда еще СССР, маршал Язов, странные представления о “профессии в руках”. В общем, я выбрал ФТК. Автоматизированные системы управления. И не дожил до первой сессии. Так бывает. Высшая математика не для всех придумана.
Пошел работать. Учителем английского в класс для второгодников. По идее для этого нужно высшее образование, но почему-то мне кажется, что зимой 1917-18 тоже не у всех учителей диплом спрашивали. Преподаю. Мне только исполнилось 17, ученикам - 13. У них трудный возраст, у меня - педагогический дебют. Идут жесткие позиционные бои. По всей строгости. Проявишь слабость - съедят. Я и не проявляю.
И вот после занятия подходит шкет, самый хулиганистый, мнется и говорит, что его мама хотела бы со мной переговорить. Я дал домашний телефон. Других и не было.
Звонит. Сергей Аркадьевич то, Сергей Аркадьевич се, вы бы уж подтянули моего балбеса, в частном порядке. Предлагает хорошие деньги. А вас-то, спрашиваю, как зовут? “А я - Людмила”.
Увидев меня, Людмила, разумеется, опустила отчество.
Занимались мы два раза в неделю. Каждый раз в начале урока Людмила приносила мне чашечку кофе, бутерброд с красной икрой и пирожное. Корзиночку с разноцветным кремом. Символ прибытка и избытка.
В пирожном была некая логика. Как и в бутерброде с икрой. Просто подкормить юного преподавателя было бы в представлении Людмилы не совсем красиво. А тут - некий бонус. Излишек. Не еда, а часть ритуала. Масло, сахар, песочное тесто. Ритуалы же бывают разные. Приятные и не очень. Я не роптал.
Репетиторство параллельно с официальными занятиями дает, вообще-то, почву для этических противоречий. И кто-то мог бы меня упрекнуть в конфликте интересов. Мол, теперь я никак не мог поставить балбесу двойку в четверти. Но двойка и так не входила в мои интересы. Я ж собирался научить, подтянуть. Так я и ходил в ампирную квартиру на Кирочной, всю уставленную коробками с бытовой техникой - отчим балбеса чем-то барыжил. И ел пирожные, которые не любил.
Учебный год закончился. Карьера прервалась.
Прошло девять лет. За которые я почти не вспоминал про тот давний приработок и практически не ел пирожных.
Как-то утром в универсаме напротив дома меня подрезал в очереди невысокого роста парень и хриплым голосом попросил “рябину на коньяке”.
- К бывшим преподавателям обычно относятся с большим уважением.
- Серега, е! Джа-растафари! Как сам?
Балбес теперь носил дреды и фенечки, играл рэгги в некой группе с поэтичным названием и был нечужд всяческим взрослым порокам. Я пропустил мимо ушей внезапную фамильярность и с удовольствием бы завершил встречу ровно там, в магазине. Не пускаясь в воспоминания о зиме 1991-92. Однако выяснилось, что нам с ним в одну сторону и хотя бы до Невского придется идти вместе.
Надо было как-то поддержать беседу, small talk.
- Ну, что у тебя с английским? - задал я нейтральный, как мне казалось, вопрос.
- Да вообще. Мы тут играли на Невском, в переходе, подходит чувак, потом выяснилось - канадец, спрашивает, как пройти до Казанского собора. Главное, можно было просто показать, без слов. А я ж учил. Я ему говорю: янки, гоу хоум, что ж вы, суки, делаете, рэгги зажимаете, Боба Марли до смерти довели. Прокусил ему руку. Дали год. Условно.