Василий Верещагин: «В картинах я выплакиваю горе всех войн»
Редко кто проходит равнодушно мимо полотна Василия Верещагина "Апофеоз войны", что в Третьяковке. Даже ни разу не ценитель шедевров изобразительного искусства обязательно остановится. Всмотрится. Возможно, содрогнется. И вспоминать потом будет. Точно будет.
Я сама, будучи еще ребенком, перед этой картиной пережила так называемый синдром Стендаля. Я писала об этом пост, прочитайте его, он интересный (заодно выясните, случался ли с вами синдром Стендаля)).
В. В. Верещагин "Апофеоз войны", 1871 г.Даже спустя много лет после того посещения Третьяковской галереи, картина нет-нет да и всплывала в моей памяти и в воображении. И всегда меня тревожили вопросы: неужели художник в самом деле видел эту гору черепов, где это было? А кто сложил этот жуткий курган и, главное, зачем? Кто были эти люди, от которых всего-то и осталось, что вот эти черепа? Что чувствовал художник, изображая этот ужас? Вопросы требовали ответов. И постепенно я их стала получать.
Страшно, а глаз не оторвать
Самое первое, что меня поразило, это слова Василия Верещагина:
А я-то раньше думала, что художника привлекают такие сюжеты. Что он прямо смакует смерть и тлен. Правда думала! Знаете, бывает ведь так, что человек с чувством ужаса и озноба разглядывает нечто уродливое, жуткое, пугающее (отдельные экспонаты в кунсткамере, например) и не может глаз оторвать. Страшно, неприятно, а – смотришь. Предполагаю, что «Апофеоз войны» и по этой причине тоже приковывает взоры посетителей Третьяковки.
Но вот, как оказалось, Верещагин писал эту картину и многие другие, где скрупулезно детализировал позы и тела раненых и умерших, с тяжелым сердцем, часто – со слезами, а после завершения того или иного полотна, изображающего батальные сцены, долго отходил, отмякал душой. И мне стало жалко великого живописца.
Кстати, и надпись на картине с черепами я тоже вначале не поняла. Надпись гласит:
И я, когда увидела «Апофеоз…» и прочитала надпись впервые, подумала, что художник воздвиг некий памятник войнам, обожествляющий их суть. Да, я тогда уже знала значение слова «апофеоз» – обожествление, возвеличивание человека или события. Все во мне противилось, ибо как можно прославлять и возвеличивать войны? Я много тогда, да и после, размышляла об этом.
И до меня, наконец, дошло (и подтвердилось впоследствии мнением искусствоведов, с которыми я ознакомилась позже): Верещагин не смаковал и не прославлял кровь и смерть в своей работе, а показал истинную суть любых военных действий, страшную кульминацию любых войн. Гора черепов, читай: прах и тлен – вот что остается после них, вот их жуткий результат.
Если немножко абстрагироваться и прибегнуть к обобщению, то можно сказать, что прах и тлен как итог войны ожидает не только побежденных, но и самих завоевателей. Так к чему все это? Войны теряют смысл (я сейчас о смысле жизни), если смерть ждет и ту, и другую сторону. Потому и сделал художник эту самую надпись. Он просто показал, и показал максимально ярко и образно, чем заканчиваются войны. И заставил тем самым задуматься, оправданы ли они. Но это уже совсем другая тема. Я же продолжу рассуждения о картине Василия Верещагина.
Художник писал с натуры?
Где Верещагин мог видеть эту гору черепов? И видел ли? В пользу посыла «видел» красноречиво говорит факт детальной прорисовки каждого черепа и в целом их очень реального расположения (даже в физическом плане, ведь убери хоть один, и гора рассыплется). С другой стороны, так ли обязательно истинному художнику видеть картинку? Конечно, нет, ему достаточно представить ее в своем воображении.
Нет, Верещагин не писал в 1871 году «Апофеоз…» с натуры. Согласно одной версии, сюжет возник в воображении художника после того, как он услышал историю про безжалостное подавление восстания, поднятого уйгурами в западных районах Китая. В соответствии с другой версией, представляющейся более правдоподобной, художнику стала известна история или легенда о прихоти правителя китайского округа Кашгар, который устраивал жуткие казни (счет шел на тысячи), а головы несчастных складывал в пирамиды. Говорили, что одну из них венчала голова европейского путешественника.
Бытовала еще одна версия – о казнях неверных спутников жизни, на которых пожаловались добропорядочные жены, уставшие от измен своих супругов. Вот из их-то отрубленных голов и строил пирамиды тот правитель. Но мне это представляется выдумкой. Хотя… в истории все случается. В истории художественных полотен в том числе.
Да, Верещагин имел в своем распоряжении череп, и не один, с них-то он писал эту ужасную пирамиду, располагая их в разных положениях, под разными углами. Правда, он не был в курсе одной страшной подробности: для пущей устойчивости такой страшной горы черепа надо было лишать нижней челюсти... Вот такие подробности ужасов войны.
Поначалу художник назвал картину «Торжество Тамерлана», но затем решил, что она не может и не должна носить конкретно-исторический характер. Ведь она – суть результатов всех войн. Всех! И тогда Верещагин дал себе волю в изображении деталей. Например, в живописании круглых следов от пуль в черепах, что исключало датирование изображенных событий Средневековьем. В итоге полотно получило то название, под которым мы его знаем сегодня.
Кисть профессионального военного не может врать
Некоторые, всматриваясь в картины Верещагина, на которых изображены батальные сцены или их последствия, или моменты, предшествующие смерти, ее ожидания (например, страшное по своему смыслу полотно «Английская казнь в Индии» или другое название «Подавление индийского восстания англичанами», у которой очень интересная, почти детективная история, о которой я расскажу в другом посте), удивляются тому, как художник мог так точно передавать детали. Каким бы талантом и воображением ни обладать, очень трудно не наврать в мелочах, в частностях. Так вот, информация для тех, кто не знает. Или забыл.
Василий Верещагин был профессиональным военным. 1867-й год стал в его судьбе переломным, он оказался в воюющем Туркестане, где в чине прапорщика служил при генерал-губернаторе. 35-летний Верещагин ужасался увиденному: ранения, смерть, трупы, грязь, вонь… Причем всё это вызывало у него не брезгливость и страх, а сострадание и любовь и жалость к людям. Это время и ознаменовалось появлением знаменитого Туркестанского цикла, финальным полотном которой и стал «Апофеоз войны».
Картину хотели сжечь
Да, нам – поколению, живущему в ХХI веке, несказанно повезло в том смысле, что мы имеем возможность видеть гениальные картины гениального художника. Ведь их могла постигнуть печальная участь. Императорскому двору не нравилось, как Верещагин живописал войну. В самом деле, как можно допустить такое! – вместо одетых в новенькое обмундирование солдат, с энтузиазмом рвущихся в бой, и бравых офицеров, гарцующих на статных конях, – разрушение, опустошенность, страдания, раны, боль и смерть. Это же так некрасиво!
Да, великосветская публика не приняла такое искусство. А в императорском дворе серию батальных полотен, в том числе и «Апофеоз…», сочли порочащей доблестную русскую армию. А один прусский генерал даже обратился к Александру II с требованием сжечь всё написанное художником Верещагиным. Была названа причина – пагубное воздействие на людей. Полотна не были сожжены, но с этого момента не выставлялись на продажу. Лишь частному меценату Павлу Третьякову пришла в голову замечательная мысль купить-таки несколько картин из Туркестанского цикла. И я порадовалась за великого живописца (а заодно за дальновидного мецената)).
Характерно, что сам художник не без грустного сарказма именовал свой «Апофеоз смерти» натюрмортом с изображением «мёртвой природы». И ведь это действительно так. Всеми деталями полотна, в том числе жёлтым колоритом, символизируются опустошение и смерть, а ясным синим небом лишь подчёркивается безжизненность картины.