Не водевиль в трёх действиях. "Восемь отражений". Проза. Действие 3-е.
Публикую продолжение рассказа. Первая его часть находится здесь, вторая здесь. Обещала Вам, что будет три действия, но последнее пришлось поделить ещё надвое... Однако заключение не заставит себя ждать!
***
Я немного смягчился. Сильно захотелось побыть одному. Чтобы хоть чем-то занять руки, я принялся пушить концы верёвки, разъединяя ногтями тонкие нитки. В полуметре от моих ног, безостановочно пробежал таракан. Насекомое понимало, малейшая остановка будет стоить ему жизни. Я мог завидовать жалкой букашке. В буднях таракана явно проглядывалась миссия, данная свыше, и неутомимая жажда её исполнить. Его предназначением было выжить, во что бы то ни стало.
- Аа! - слева раздался девичий визг. – Таракан! Убейте его!
- Ангелика, и ты к нам пожаловала? Вот и жёнушка поспела. Пардон, бывшая, - сказал я, начиная привыкать к невероятным появлениям в зеркалах.
- Альберт, прихлопни гада.
- Милая, я свято верила, ты уж точно мухи не обидишь, а теперь невинную тварь разотрите на подошвах,- вмешалась мама.
- Я, конечно, люблю всех живых... Просто некоторых меньше, - извиняющимся тоном оправдалась жена, нервно теребя руками волосы. - Но ведь, кому-то в этой комнате всё же придётся умереть... Почему бы не таракану, например?
Я насторожился, даже больно напряг лоб. И опять почувствовал, что теряю нить происходящего. Хотя, по сути, я её не находил. Я был зажат в несуществующей, иллюзорной реальности. Что значат слова Ангелики? Может быть, она издевается над смертником. Они все насмехаются.
- Кто-то должен умереть? – переспросил я. – Кто? И зачем?
- Ни к чему такие волнения. Это всего лишь смерть. Бац, и нет тебя, - буркнул папа.
- Меня? – опешил я.
- Не обязательно тебя. Есть ведь ещё мы, ну и таракашка этот. Стоит ли вообще думать, кто, да как? – сказала Антонина Федотовна.
- Когда знаешь, спокойней живёшь.
- А ты живёшь? - решил уточнить у меня отец.
Я стал стремительно раздражаться.
- Знаете, как определить закончена ли твоя миссия на земле? Если ты жив – нет, - пошутил папа, сверкнув голой десной.
- Всё же было бы лучше, если бы именно таракан... Но поскольку он единственный здесь дорожит... В следующий раз убей его, Альберт, - посоветовала Ангелика.
- Чем таракан хуже собаки? – вступила в разговор Мария, не желавшая оставаться в стороне. – Вот взять моего брата. Он страшно ненавидел черепах, но обожал лягушек. Он ловил их у воды, зажимал ладонями и начинал сюсюкаться, как с домашним любимцем.
- Мы все такие. Одно предпочитаем другому. Я считаю это несправедливым, но собак всё равно люблю больше, из-за давнего случая.
Все истории Лики были пропитаны сантиментами. Тут и там из них сочились слёзы, которые я вытирал в течение долгих лет нашей совместной жизни.
- Это очень трогательный случай, - заговорила Ангелика, заранее оборонившись носовым платком. – Мне жалко Шлема. Пёс. Он у нас талисманом во дворе был. Ты не помнишь, Альберт. Ещё до брака с тобой, я в переулке Весеннем жила. Там приблудный рыжий вояка охранял наши пять домов. Чужих собак совсем не подпускал, чуть что, сразу в драку. После первой битвы мы ему на голову девять швов наложили, почему и назвали Шлемом. Человек для него лучшим другом был, мы знали это, хотя он никогда не приближался, и гладить себя не позволял. Бродил сам по себе. А как-то раз я вышла поутру во двор, и глазам своим не верю. Смотрю, Шлем наш верный со щенком лижется. Такая картина. Стоит этот новоявленный щенок, мы впоследствии его так и нарекли, Щенок, и поскуливает. А прямо напротив Шлем старательно своим языком в его глазу ковыряет. Оказалось, что Щенку в драке собаки глаз вырвали. Тот уже совсем плох был, когда собачонка к нашему дворовому охраннику прибился. Все думали, не выживет, а Шлем будто верил. Как ни выйду, он всё с языком в глазу. Получается, у них тоже есть дружба и любовь?
- Должны быть, - утвердил отец.
- Что ж они вам не люди? По тому же образу и подобию Божьему, - согласилась Антонина Федотовна.
- Для людей они слишком беззащитны, наивны и добры, - продолжила Лика. - И тот бы жил, наверное, если б не отрава. Я думаю, кто-то из наших со двора, сердечный гад, хотя плакали все. Стояли над недвижимой тушкой, ждали, может, встанет, да побежит. И самое главное, как Шлем горевал. Не находил себе покоя. То рядом со Щенком ляжет, то вдруг подскочит и к нам прижмётся. Даже мужики прослезились и к Толику решили на водку. А Шлем, он что, тоже мужик свой, как ему не налить? Налили. Видали, чтоб собака водку пила? С горя чего не бывает. В общем, Шлема в тот день мы тоже потеряли.
Лика громко и протяжно высморкалась.
- По всему так и должно быть. Если друг – другу друг, то и поженит, и детей крестит, и до небес проводит.
Эти слова принадлежали моему другу и коллеге, Тимофею Гуськину. Мы работали в одной смене и частенько спорили о вкусах того или иного вина, которого сами не пробовали. Я протянул ему руку для приветствия, но рукопожатие так и не состоялось. Я совсем забыл, что предо мной треклятые зеркала.
- Может ты мне, Тимка, тогда всё-таки одолжишь пятёрочку, как друг другу, - сухо пошутил я.
И, конечно, знал, хитрюга сочинит любую историю, мало соответствующую действительности, лишь бы сохранить свои сбережения.
- Тут совсем другое дело, Алик. Это во вред тебе же будет. Знаешь такую цитату китайских народов. «Если друг просит у тебя рыбу, дай ему удочку».
- А если друг уже умирает с голоду? – парировал я.
- Значит, так тому и быть. Мы все однажды родились, чтобы однажды умереть.
- Красиво говоришь, - похвалил мой отец, и Тимофей стал смущённо приглаживать виски.
В его словах был некий смысл. А во всех других прослеживалась закономерность. Мы все говорили о смерти. Она была повсюду, в каждой фразе. Иногда мне даже казалось, что я чувствую её запах. Она была неким мячом, который мы перебрасывали друг другу, как в детской игре «горячая картошка». Быть может это и имела в виду Ангелика, сказав, что кто-то должен умереть? Но кто же? Кому предназначалось выбыть? С самого начала это была моя идея, моя игра, мой сон.
- А мой лучший друг, Елисей, скончался во сне, - заикаясь, шепелявя и гундося, выговорил мой сосед по дому, Борис, словно подхватив последнюю мысль.
Я смотрел на Борю в зеркале, одетого в домашнее трико. Он упирался локтями в балконную перекладину, и с лёгкой улыбкой смотрел на меня. Именно так мы с ним всегда общались. Я стоял под балконом, запрокинув голову вверх, и слушал о том, как можно быстро и естественно заработать большие деньги. Честно говоря, я его недолюбливал. Нет, я откровенно не любил Бориса, именно за этот дефект речи. Он не мог выговаривать три буквы: р, ш, и как ни странно н. Но сей недостаток ничуть не мешал ему лидировать в массах и грести «капусту» лопатой. Я завидовал лютой и непобедимой завистью. Особенно, когда вот так стоял под балконом, понимая, как высок он, и как низок я. Сейчас он снова говорил, я снова завидовал, хотя теперь смотрел ему прямо в глаза.
- Мой друг умер во сне. Он не был лунатиком, не страдал шизофренией, - начал Боря. - С психикой у него было всё в порядке. Однажды утром он прибежал ко мне весь в крови и стал рассказывать о странном сне, который, как ему казалось, убивал его. Он говорил, что каждую ночь, пребывая в глубоком покое, видит незнакомого мужчину перед собой. Сначала облик призрачен, расплывчат, но с секундами увеличивается резкость, и человек становится виден отчётливо, каждая морщинка, каждый волосок на лице. Елисей бьёт первым. Причин для этого у него множество, но он со мной не поделился, только лишь сказал, что ненавидит своего ночного призрака. Он не успел рассказать о причинах, потому что на следующий день его нашли мёртвым. Он забил себя до смерти во сне.
- Но, что же, это могло значить? – спросила Антонина Федотовна, впечатлённая рассказом.
- Как знать... Нам всем проще убить себя, чем простить. Думаю, в этом крылась проблема моего друга. Он не мог посмотреть в свои глаза, и признаться в том, что не идеален. Простить свои несовершенства, послать их к чёрту, отпустить, наконец. - Борис неожиданно погрустнел.
- Я тоже такая. Смотрю в зеркало, и убить себя готова, - призналась Мария.
Я вспылил. Мне до смерти надоело слушать о смерти.
- Мне наскучили вы и ваши истории. Давайте сменим тему. Поговорим о жизни.
- А мой любимый фильм – «Смерть ей к лицу».
- Хватит, - повысил я голос на продавщицу из булочной Нину, занявшей своё место в седьмом зеркале.
- Что я такого сказала?
- А я анекдот знаю. «Шла как-то через лес старуха в чёрном капюшоне с косой, поскользнулась на траве и умерла».
- А я люблю бессмертные анекдоты.
- А у меня мышеловка под раковиной волшебная. Раз, и намертво.
- А я люблю Шекспира ... «Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье...»
... продолжение следует...