[Проза] Повесть о том, как я роман писал…Глава восьмая
Глава первая, Глава вторая, Глава третья, Глава четвертая, Глава пятая, Глава шестая, Глава седьмая
Книга II. Глава восьмая
Автор: @abcalan
Редактор: @mirta
Виктор Борисович продолжает писать пьесу "о красивой, то есть культурной женщине" и рассуждает о жизни.
Людям вредно оглядываться. Нельзя идти вперёд с повёрнутой назад головой. Мне кажется, что мы скоро вывернем шею, хотя в прошлом ничего не изменилось. Там всё уже случилось. Оглядываться заставляют обманщики. Это один из способов отвлечения внимания от насущных проблем, заодно и переключения внимания на обманщиков: вот какие памятливые и хорошие. Пока люди выворачивают шеи и глазеют, в это время им залезают в карманы. Даже в драмтеатре. Даже если и говорят о единстве времени и места, хотя такого просто не может быть. Вот какие дела могут происходить с прошлым.
А когда всё уже случилось, выясняется, что случившееся затевалось только ради кучки жалких людей, которым и посвятили жизни миллионы. В итоге и кучки нет, и миллионы исчезли. В общем, напрасность очевидна, когда уже всё случилась. Но сколько волнений потом, хотя волноваться надо было раньше.
Всё-таки иногда полезно думать о том, что любое существо, в том числе и ты, может умереть в любое время. Без таких дум никто и никогда не сможет оценить и полюбить настоящее. Целиком и до каждого мгновения оценить. И никого не обидеть. Боже упаси, кого-нибудь обидеть или оскорбить! Ведь после этого мы никогда не встретимся. Извиняться некогда. Оглянулся, а там ничего не изменилось и уже ни перед кем невозможно извиниться, хоть до конца жизни ходи с повёрнутой головой. Вот в чём проблема. Придётся в настоящем любить всех. Вот какие дела должны, наверное, беспокоить человека.
Говорят, имею или не имею право. А его никто не может иметь. Ведь право – это сконцентрированная воля той самой кучки, которую они объявили для всех законом. Остальное – обязанности белковых тел, для которых создают всякие коммунизмы и фашизмы. Для развитых белковых тел дельцы придумывают различные институты демократии, где обман сконцентрирован в парламентах.
По-моему, так называемые цивилизации, развивающиеся по законам кучки люди, всегда уничтожали планету. После такого «развития» начиналась следующая «цивилизация». Что для вечности какие-то 40 тысяч лет истории современного Homo sapiens – пшик и пук во Вселенной. Этого не может быть, не может быть. А вот и может.
Вроде бы хорошо оборудовал своё двухкомнатное гнездо дядя Саша, но телевизор – для пролетарских кварталов. Люди такого, как он уровня социального статуса и достатка, давно смотрят цветные громадины, а он – всё ещё чёрно-белый «Рубин», благодаря которому мой мозг не дремлет. Книги и «Рубин». Не симпатичная картинка: мозг, обрастающий густой сетью извилин, как шевелюрой, переходящей в бороду. В общем, Карл Маркс. Аниматоры, где вы? Пора ставить очередной мультик «Ежик в обмане». Или в целлофане? Задыхаемся, братцы…
В один из дней, возвращаясь из краевой больницы, навестив тётю Беллу, я зашёл в магазин «Канцелярия и техника» и купил «Любаву». Гастев с Керженцевым, о которых я знал из строк Маяковского, проявившего этих товарищей, как радетелей новых технологий, были бы рады за советскую журналистику и литературу. Дело в том, что ни в одной редакции я не мог заставить своих друзей приобрести пишущие машинки и научиться печатать слепым методом. Но ведь и у меня не было машинки. А теперь появилась!
Вместе с ней двинулась в путь и пьеса…
В общем, печальную и человечную, как мне казалось, пьесу, которая должна была зазвучать на сценах мира, я писал в очень весёлом настроении. Иногда думал, что весёлые вещи и радужные краски авторы воображают от тоски. И – наоборот. Пьеса была о красивой, то есть культурной женщине.
«(Сцена. Рассвет. Станция города Борзя, деревянные станционные строения начала ХХ века. Задник – декорация станции того периода: мазут, металл, паровозы, деревянные дома, возле них телеги, верблюды, и встающее за всем этим багровое солнце. За сценой звучит радио, раздаются паровозные гудки, шипение. Звучат довоенные песни: «Если завтра война, если завтра в поход…» Цыпылма и Болот сидят на скамейке под тополем. На станции много народа: в основном, военные в форме довоенного образца, встречаются женщины, редко-редко буряты. Цыпылма оглядывает людей и станцию, она взволнована, Болот беспечен, возле них кожаный мешок и два фанерных чемодана. Вокруг люди смеются, что-то кричат, курят…)
Цыпылма (ни к кому не обращаясь, подрагивающим голосом, смотря на женщину, которая, видимо, провожает мужа в армию): Если Базара отправят на войну, как же он уедет, не попрощавшись со мной! Почему здесь женщины плачут? Разве можно так. Наши женщины так не голосят… Мой Базар умный и сильный, он все поймет без слов. Мне будет очень тяжело, ему тоже будет тяжело, но мы будем молча понимать друг друга, и нам станет легче…
Болот: Красная Армия разобьет фашистскую Германию и без твоего Базара. И чего ты боишься?
(Испугавшись, что Болот сейчас снова заговорит о немцах и тарбаганах, Цыпылма встрепенулась и развязала кожаный мешок).
Цыпылма: Давай лучше кушать, а там все друзьям Базара отдадим.
(Прохожие оглядываются на них. Набив рот, Болот не сказал богохульных слов. Неожиданно заголосил паровоз, и они с мешком и двумя фанерными чемоданами бегут по перрону, смешавшись с толпой. Сцена медленно погружается во тьму.
Паровоз все продолжает голосить, затем начинают стучать колеса. После долгой паузы сцена медленно освещается и перед зрителем возникает общий вагон, купе, довоенного вагона. В купе – Цыпылма и Болот, русская женщина с большим животом, видимо, беременная, и два молодых офицера. Цыпылма сидит у окна. За окном – дальние горы, степь, освещенная рассветным солнцем).
Болот (очень уважительно обращаясь к первому офицеру, с двумя кубиками в петлице): Товарищ лейтенант, разрешите обратиться (лейтенант одобрительно улыбнулся и кивнул), Красная Армия до осени разобьет немцев?
(Цыпылма молчит, она только раз удивленно посмотрела на Болота и снова стала смотреть в окно).
Лейтенант: Трудно сказать…
(Второй офицер, с одной шпалой в петлице – капитан, с заметным шрамом на скуле, вздыхает и, усмехается).
Капитан: Если будет как в Финляндии…
Болот (нетерпеливо): А как было в Финляндии? Мы же победили!
Капитан: Никак, земеля! (Шрам на его скуле багровеет).
(Наступает долгая тишина. Только слышно, как стучат колеса поезда. Русская женщина, видимо, жена капитана, тоже смотрит в окно. Изредка она останавливает взгляд на Цыпылме, Болоте, своем муже).
Женщина (очень тихо): Когда из Читы, Коля?
Капитан (сухо и коротко): Завтра, в двадцать три ноль-ноль. (Черты лица его смягчаются, он растерянно смотрит на женщину, на глазах которой слезы). Ничего, ничего, Катя, поживешь пока у моих. Тесновато, правда, но что делать... Там видно будет…
Женщина (тихо, держа руку на животе): Где там-то, Коля?
(Капитан молчит. Болот оглядывает купе, потом уходит куда-то по проходу. Снова наступает долгая тишина. Цыпылма, прислонившись к стене вагона дремлет. Декорация за окном сменяется полуднем. Освещение сцены то слабеет до темноты, то усиливается. Откуда-то прибегает Болот, держа в руках булку хлеба. Он расталкивает Цыпылму, шумом будит остальных соседей).
Болот (громко и настойчиво): Просыпайся, Цыпылма, кушать будем! Земляки, хватит дрыхнуть. Товарищ капитан, товарищ лейтенант!
(Товарищи офицеры и женщина, повеселев, открывают вещевые мешки. На столике и фанерных чемоданах появляются яйца, чай в бутылках, хлеб. Слышно, как гомонит весь вагон).
Капитан (отвинчивая крышечку зеленой и побитой фляги): Ну что, товарищи, по маленькой за победу?
Женщина: Мне же нельзя, Коля…
Капитан: Знаю, знаю, Катенька. (Оглядев остальных): ну, что товарищи. За победу?
Болот (возбужденно): Можно, товарищ капитан. За победу!
(Капитан разливает по кружкам из фляги водку. Протягивает кружку Цыпылме, которая смущенно и удивленно смотрит то на кружку, то на капитана, краснеет и, вдруг поняв, решительно отказывается).
Лейтенант (весело): Ну, товарищи, это уже совсем не по-нашески. Мы с монгольскими кухан и хатан пили на брудершафт, а тут свои! Не-не красавица, и не думай.
(Смеясь, он берет солдатскую кружку у капитана и протягивает Цыпылме. И Цыпылма, молча, стеснительно улыбаясь, берет кружку. Все выпивают. Цыпылма, трижды обмакивает средний палец в кружку и трижды же осеняет свой лоб капельками водки. Потом ставит кружку на столик).
Лейтенант (нарочито строго наморщив лоб): Это что такое? Опять в отказ пошла? И не думай, красавица…
(Цыпылма улыбается и, молча, смотрит на лейтенанта).
Капитан: Оставь, лейтенант, у них так принято. Этим она сказала, что принимает наше условие и в душе с нами, а что лоб водкой смочила, так то означает, что она еще и выпила с нами… (Неожиданно он поворачивается к Болоту): А почему она все время молчит?
Болот (как бы стыдясь): Товарищ капитан, она не понимает по-русски, всю жизнь в степи прожила. Неудобно…
Лейтенант (очень раздраженно): Чего тут неудобного, земляк. Она же красавица, культурная женщина! Да ей цены нет… А ты неудобно.
Женщина: А куда вы едете с ней?
Болот: У ней муж был на переподготовке, а теперь даже не знаем где. Искать его едем…
Капитан: Вон оно что! Это все равно, что иголку в зароде искать…
(Поезд резко качнуло. Цыпылма неожиданно громко рассмеялась: скоро она увидит своего Базара! Остальные тоже рассмеялись).
Болот (радостно): Дарасун!
(В вагоне сразу стало шумно, люди о чем-то громко расспрашивали вошедших пассажиров. Что-то радостно кричал Болот. Цыпылма пытливо смотрит на него: выпил что ли? . Мелькнула в чьих-то руках газета. Все чаще и чаще слышались слова: «Брест... Минск... Киев...Окружили... Немецкий десант». Болот перестал смотреть на свои часы, он был взволнован и недоуменно смотрел на русских людей. Перед Цыпылмой, как светлые пятна, мелькали встревоженные лица).
Цыпылма (очень взволнованно): Что случилось, Болот?
Болот (тоже очень взволнованно, почти кричит): Люди говорят, что немцы взяли много городов, что окружили много наших солдат!
(Цыпылма ахнула, всплеснув руками! А говорили, что война продлится недолго. Не надо говорить, надо молчать и делать. Базара отправят на войну, его там могут убить. Как все плохо получается! Она заволновалась, рядом что-то говорили Болот и русские люди, но все слилось в сплошной гул. Зачем гул, зачем шуметь. Лучше быть спокойным, твердым, помогать друг другу, когда трудно... За окном мелькал лес, потом появились деревянные дома, поезд начал сбавлять ход).
Женщина (Катерина. Громко и надрывно, держа руку на большом животе): Господи, как все плохо получается!»
Удивительно устроен человек: в моём мозгу пульсировали черт знает какие мысли, а на бумаге, как бы подтверждая или опровергая их, оживали совсем другие картины.
Откуда я знаю – какие будущие события, связанные с подлостью, интригами, предательствами, создаю я на бумаге, пытаясь пробудить в человеке совесть и память.
Для того чтобы иметь совесть и память, не обязательно выворачивать шею и смешить мир, ведь в этом случае человек живёт одновременно во всех временах. Рациональная кучка людей делит время, жизнь, общество на части, которые начинают враждовать между собой.
Кажется, пора выбираться из этого заточения. Хоть куда. В тайгу, в степь, в редакцию, на чабанскую стоянку. На свободу.
Продолжение следует.
Воспользуйтесь платформой Pokupo.ru для монетизации творчества. Без абонентской платы и скрытых платежей, взимается только комиссия с оборота. При обороте до 30 тысяч рублей можете работать вообще без комиссии.
С Pokupo начинать бизнес легко!
По всем вопросам - к @ivelon. Или в телеграм-чат сообщества Pokupo.