Уважаемые пользователи Голос!
Сайт доступен в режиме «чтение» до сентября 2020 года. Операции с токенами Golos, Cyber можно проводить, используя альтернативные клиенты или через эксплорер Cyberway. Подробности здесь: https://golos.io/@goloscore/operacii-s-tokenami-golos-cyber-1594822432061
С уважением, команда “Голос”
GOLOS
RU
EN
UA
vox.mens
6 лет назад

[Проза] Повесть о том, как я роман писал… Глава восемнадцатая


Глава первая, Глава вторая, Глава третья, Глава четвертая, Глава пятая, Глава шестая, Глава седьмая, Глава восьмая, Глава девятая, Глава десятая, Глава одиннадцатая, Глава двенадцатая, Глава тринадцатая, Глава четырнадцатая, Глава пятнадцатая, Глава шестнадцатая, Глава семнадцатая

Книга II. Глава восемнадцатая

Автор: @abcalan
Редактор: @mirta

Человек - это животное. И если нет оживляющих и поддерживающих человеческие свойства представлений, то он легко может прератиться в зверя. Так происходит, когда общество теряет свой ориентир, так произошло в том обществе, в котором оказался Виктор Борисович.

Время ещё удивительно и тем, что постоянно меняет свои свойства в ощущениях тех, кто жил в его периодах и отрезках. Плохое сегодня, оно может стать хорошим завтра, а через десять лет и вообще золотым. Меняются цвета, запахи, чувства.
Но каких бы высот не достигало развитие культуры человека, оно всегда зыбко и может низвергнуться обратно в бездну времени. То есть человек всегда может превратиться снова в зверя, если нет в нём оживляющих и поддерживающих человеческие свойства представлений. Получается, что человек всегда остаётся животным, млекопитающим, хищником, падальщиком, который в борьбе за своё существование ничем не отличается от других животных.
Естественно, что оживляющих представлений о выгоде культуры не может быть у гомункулов и марионеток, болванов и болванок, из которых создают властители режимов народонаселение своих территорий.
Что из этого можно убрать и что сюда можно добавить?
В общем, я крепко подсел на публицистику. «Любава» моя стала мягкой и послушной, ход каретки и обороты валика неслышными.
В коридоре уже полчаса кто-то гремит отмычками, ключами или зубилом. Какие там уроды и что они делают? Дадут ли возможность записать мыслеподобия, которые украсят страницы «Комсомольца окраины»? Не дадут!
-Борисыч! Выходи!
Выхожу. В полутёмном коридоре две женщины пытаются открыть дверь моей соседки Ирины Майер, которую я не вижу уже месяца два. Худенькая девчушка в больших очках жила практически неслышной жизнью. И только однажды на кухне я увидел её чудесную улыбку, когда она стала рассказывать о Корсакове и Невельске, сивучах и Татарском проливе. Она оказалась с острова, а узнав, что я жил там, объявила меня своим братом. Была она геологом и исходила с геопартиями всю Восточную Сибирь. 10 лет маршрутов!
И вот Наташа Куклина, наш комендант, тучная женщина с невероятно большим задом и в красных штанах, со своим завхозом Ольгой по фамилии Кривонос, обладательницей огромных грудей, обтянутых синим халатом, возятся у двери комнаты Ирины.
-Борисыч, помоги открыть!
-А с чего Вы решили взломать дверь?
-Опечатывать будем комнату!
-Как опечатывать?
-Пластилином, ниткой и штампом.
-Зачем?
-Эта худая стерва уже два месяца не живёт в этой комнате, – пропитым голосом сообщила завхоз Ольга, пытаясь провернуть ключ в замке двери.
-А вчера пришло письмо. Сучка в Западной Германии! – Заявила Наташа с нарастающим негодованием.
Дикая обида, готовая вот-вот сорваться в истерику выплёскивалась из женщины в красных штанах, которая была властелином судеб обитателей и обитательниц этой вонючей общаги, но одна из них упорхнула в Германию.
-В ФРГ она! – Как отрубила Ольга.
-Спокойней, спокойней, женщины. Значит, надо открыть и…
-Открыть, сделать опись имущества и вещей этой стервы. И опечатать комнату! – Доложила завхоз.
-А положено.
-А как же иначе. Положено-то через шесть месяцев. Но сучка эта сама просит об этом. Пишет, что ничего ей не надо. Конечно, теперь ничего не надо. Мы теперь в Европе живём! – Снова стала набухать негодованием Наташа.
-Где письмо?
-Вот! – Наташа извлекла из кармана своих красных штанов клочок бумажки.
-Зовите ещё двух жильцов. Вскроем и составим акт о вскрытии.
Через час мы – комендант, завхоз, я и ещё две любопытные женщины, раскурочили замок Майер и вступили на её уютную территорию. Комод, стол, диван. Тонкий запах духов.
Наташа и Ольга налетели на несчастный комод и, ожесточенно выдернув ящики, вытряхнули женскую одежду на диван и пол. Завхоз уселась за стол, открыла тетрадь и приготовилась записывать.
-Пиши! – Чуть не кричала Наташа. – Платье зелёное с ажурной вышивкой. Одно. В Германию ей захотелось. Дальше пиши: трусы женские, белые, новые. Одни трусы. Только этой худобы не хватало в Европе. Да кто её там ждёт! Брюки женские. Ну, прямо ребёнок совсем. Сорок четвёртого размера. Ростовка как на мою девочку. Одни брюки! Кому она нужна в Германии. Бюстгальтер… Господи, этим бюстгальтером только прыщи закрывать!
Все вещи были отличного качества, некоторые – новые. Августовское солнце ласково смеялось и лило в большое окно дивные лучи, Ирина Майер устраивалась в далёкой Западной Германии, Наташа с Олей перебирали её бельё и жизнь в общаге Острога.
-Туфли белые. Говорю же, совсем ребёнок, а туда же – в Европу. Тридцать пятый размер. Точь в точь на мою дочку. Вай, Оль, тут у ней духи! Теперь посмотрим в шкафу.
Завхоз усердно писала. Мы скучали на диване. Наташа рылась в шкафу и вынимала оттуда плащ, пальто, какой-то жакет, зимние сапожки.
-Она, кажется, горный инженер по образованию, - задумчиво сказала одна из свидетельниц и любопытствующих.
-Ну да, в геологии работала, - подтвердила вторая.
-А как она попала в Германию?
-Наверное, давно документы готовила. Кажется, у ней там родственники.
-Так она немка? – Вскричала вдруг Наташка, держа в руке замшевые женские сапожки.
-Ну да, Майер же немецкая фамилия. В общество какой-то дружбы ходила.
-Вот в чём дело. Фашистка, значит. Вот змея. А была такая тихоня! И по-русски чисто говорила. Может быть, она шпионка? Пиши, Оля, сапоги замшевые, женские. – Комендант уже чуть не плакала от обиды за упущенную шпионку. – Фашистка, в логово своё укатила!
-Наталья! Нам бы сначала акт о вскрытии комнаты составить! – Вмешался я в процесс разбора одежды и обуви.
-В морге вскроют и составят! – Засмеялась завхоз.
-Нет, девушки, я серьёзно.
-Ладно, ладно писатель. Составим.
-Вещи-то все качественные!
-Польша и ГДР в основном.
-Рейхстаг ей в задницу! – Снова взбеленилась Наташа. –Тут не знаешь, как детишек своих одеть и обуть, а какие-то шпионки и фашистки одеваются как захотят.
-Вообще-то, она должна была хорошо зарабатывать. Образованная, Сибирь исходила.
Наташа села в изнеможении на диван и тихо заплакала от бессилия, дикой несправедливости и обиды за жизнь, себя, детей. Вслед за ней всхлипнула Ольга, потом я услышал шмыганье носов женщин, согласившихся стать свидетелями.
-Э-ээ, мм-можно я пойду! – Робко попросился я на свободу.
-Сиди уж! Сейчас закончим! – Сказала, вздохнув, присмиревшая Наташа. – Оля, составляй акт о вскрытии комнаты… Господи, а это что? Фашистское кайло? Так она убить любого могла!
Из недр шкафа она извлекла короткий альпеншток с истёртой ручкой.
Минут пять я объяснял присутствующим назначение этого предмета, стараясь живописать и показать Ирину, поднимающуюся по скалам.
-Влюбился, поди, писатель! – Задорно погрозила мне завхоз и тут же печально вздохнула. – А мы, кроме швабры и веника, ничего и не знаем. Всё, расписывайтесь в акте и описи. И марш все из жилья!
Уехала Майер.
Прямо по коридору, в угловой комнате, жила уже немолодая пара, работавшая в троллейбусном депо. Пятилетний мальчик и трехлетняя девочка часто играли в умывальной. Однажды пришедшие к ним гости спросили девочку: чем занимаются её папа и мама. Девочка посмотрела на них невинными глазами и сказала: «Ебаются». Напротив этой пары обитала глухая и одинокая старуха. Тень скелета! Ей было восемьдесят три года, я видел её раз в три дня, когда она добиралась до туалета (4 метра) или до умывальной (6 метров). Что она ела никто не знал и, конечно, не узнает. А вдоль стены были две двери – моя и Ирины Майер, которая ничем себя не проявляла.
В смертельной грусти я продолжал заниматься оживляющими человека представлениями, размышляя о звериной сущности людей.
На следующий вечер пришёл полупьяный слесарь, приколотил навесной замок, Наташа с Ольгой залепили замок пластилином, протянули под пластилином нитку, сверху приклеили какую-то бумажку. Через пять дней снова вскрыли комнату, вывезли неведомо куда вещи. Ещё через неделю за стеной грянула, растекаясь по всему этажу, похабная блатная музыка: появились новые жильцы. По общаге пополз слух – Рыжий.
Били меня жестоко. Обычно пишут – бесчеловечно, будто возможно бить по-человечески. Разбили об мою голову две бутылки, проломили череп и сломали ребро.
Дверь в бывшую комнату Ирины Майер была приоткрыта. Музыка и маты летели и гремели по всему этажу оттуда. Остановившись на том, что «человек в любой момент может снова превратиться…», сдвинув каретку «Любавы», оглушённый хамством, я вошел к новым соседям.
Я им сказал всего несколько слов, из которых, вероятно, больше всего им не понравились «пожалуйста», «если возможно» и «будьте добры». Хорошо зная каторгу, я должен был забыть о данном обете матери – не наносить вред телом, не употреблять ненужных слов. Но я писал о представлениях, которые должны постоянно поддерживать человеческие свойства. И это было моей ошибкой.
Пока один из троих, сидевших за столом, уставленном бутылками и банками кильки, улыбался, показывая мне латунную фиксу и приглашал присоединиться к ним, второй зашёл мне за спину и ударил бутылкой. Пока я падал, качаясь, Рыжий одарил ещё одной бутылкой. Дальше они, пьяные в стельку, только расправлялись.
Позже выяснилось, что бандиты хотели меня вывезти в лес и закопать, «москвич» одного из них стоял под окном. Помешала завхоз Ольга, забежавшая к новому жильцу подписать бумагу о получении кровати. Крик её потрясал общагу до тех пор, пока не сбежался весь этаж, а потом появились и милиционеры.
-Главное, мотивов не стало. Ну, нет мотивов. Убивают просто так! – Удивлялся следователь, навестивший меня в больнице. – Так вы не будете писать никаких заявлений?
За окном снова золотел сентябрь. Я выздоравливал. Пластину не вставляли, раны на голове зашили. Хирург был шокирован и сказал, что у меня броня, а не череп. «Вы сутулитесь, потому и удар был смягчен!» – сделал он вывод.
Следователь мучал меня уже в шестой раз.
-Нет. Не буду. Не имеет смысла.
-Вот заладил. Вы понимаете, что должны написать заявление?
-Такие персонажи вообще не должны жить в обществе. Вы должны заботиться об этом, а не граждане. – В голове звенело.
-Ему нельзя громко разговаривать! – В палату вошла врач.
Они и с заявлением не могут навести порядок в стране.
О том, что случилось со мной, знал уже весь город. Пришли художники, композиторы, комендант с завхозом. Пришло ещё много людей. Писатели не приходили. Но я и не ждал их.
Не было ещё одной категории – родственников, их тоже не могло быть – обитали в среде, которая ничем не соприкасалась с моей. А Байкальск был вообще другим космосом.
-Одного мы не можем понять: почему Рыжий и его друзья сами написали заявление и признались в содеянном? Также заявление поступило от коменданта и завхоза вашего общежития. Люди редко пишут заявления добровольно! – Не унимался следователь.
За полмесяца до этого освободился после двенадцати лет строгого режима брат моего друга, старого зека Лёшки, Аркаша. В больницу братья пришли на другой день, как только узнали о моей трагедии. Я смутно помню их глаза. Они переглянулись и ушли.
После реанимации меня перевели в отдельную палату. Однажды медсестра зашла с тремя рослыми мужиками. Рыжий и его друзья! В белых халатах. Из зверей они снова стали людьми. Выпроводив медсестру, мужики просили прошения, каялись, просили наказать их любой карой за то, что попутали рамсы.
Они покорно подставляли, как и положено, бритые головы.
-Бог простит! – дежурно и скучно ответил я на их просьбы.
-А Дух с Аркашей?
Духом звали Лёшку.
-Это зависит от их представлений! – Слова мои были искренними и всё ещё отзывались болью в голове.
Ушли они подавленные и растерянные. Навестившие меня комендант Наташа и завхоз Оля сообщили, что Рыжий выселился.
-Доктор сказал, что близость общаги к больнице спасла тебя. Крепкий ты мужик, Витька! Серьёзные у тебя друзья! Познакомишь?
Всё может быть. Из окна палаты я видел окно своей комнаты.


Воспользуйтесь платформой Pokupo.ru для монетизации творчества. Без абонентской платы и скрытых платежей, взимается только комиссия с оборота. При обороте до 30 тысяч рублей можете работать вообще без комиссии.
С Pokupo начинать бизнес легко!
По всем вопросам - к @ivelon. Или в телеграм-чат сообщества Pokupo.


дизайнеры @konti и @orezaku

0
205.619 GOLOS
На Golos с August 2017
Комментарии (1)
Сортировать по:
Сначала старые