[Проза] Повесть о том, как я роман писал… Глава одиннадцатая
Глава первая, Глава вторая, Глава третья, Глава четвертая, Глава пятая, Глава шестая, Глава седьмая, Глава восьмая, Глава девятая, Глава десятая
Автор: @abcalan
Редактор: @mirta
О типичной атмосфере, царящей среди писателей и поэтов, рассуждает Виктор Борисович. О своей нужности и ненужности в литературе, о роли самой литературы для человека, об обществе, которое радо обманываться.
Утром я зашёл в «Байкальские зори». Мне показалось, что я даже не уходил отсюда с той памятной для меня дикой пьянки. Толпа писателей во главе с Толей Щитиковым бросилась меня поздравлять, но приступ был отброшен моей подавленностью, принятой за «задрал нос». Переубеждать не стал.
Редакция «принимала» очередного провинциального гостя. Обсуждение рукописи или неизвестно чего только начиналось, грозя моментально перейти в полный разгар. К чему и подготавливали гостя. Меня всё же представили ему, то есть несчастной жертве (автору), как матереющего классика советской литературы, который сегодня не в духе. Жертва (автор) он же и гость – белобрысый парнишка из какой-то деревни уже три раза бегал в магазин.
Градус толпы повышался заметно, слышались речи о переходе в ресторан «Дружба». Поприсутствовав, но, не отравившись ни граммом алкоголя, я покинул редакцию, оставив ребят в серьёзном недоумении. Теперь им надо было гадать либо Абрамов окончательно перешёл в категорию «предателей», либо с него ещё возможна какая-то отдача.
Беспокоились они, конечно, зря. Отказать жаждущему литератору я ещё не в силах, хотя лучше откупиться от него деньгами, чем травить напрямую.
Маленькая думка об отравлении стала разбухать в большую боль: ведь всё, что существует вокруг человека в той или иной мере, является его пищей. Любое поглощение информации может стать смертельной отравой, изменить в человеке какие-то коды и шифры, которые отвечают за нормальную функцию его сознания. Всякая пища должна быть, прежде всего, пищей, а не подготовленной для приёма внутрь отравой. Скорее всего, мы сами готовим для населения яд.
Моё долгое заточение в квартире Баржанского, обернулось фантастическим выходом на неведомые мне доселе просторы, где я могу быть пленён совершенно новыми, не понятными мне, мыслями. Надо ждать. Надо научиться ждать!
Сидя на старинной скамейке давно облюбованной беседки на площади Гостиного двора, за акациями которой просматривалась редакция «Байкальских зорь», я, как выздоравливающий зверь, чутко прислушивался к самому себе.
Скит Баржанского, конечно, вылечил меня от многих болезней. Но что значит избавиться от многих язв, когда ты сам язва? Как можно выдавить из себя раба, когда весь из раба и состоишь?
Мой приятель Лёшка, отбывший десять лет на строгом режиме, после освобождения голодал сорок дней. Причина одна – родиться заново. Не знаю, родился он или нет, но сорок дней он голодал точно. Ещё удивительнее – всухую, определив для себя какие-то считанные капли влаги. Я помню эти дни, Лёшка был радостный, светлый, исхудавший до невозможности, но крепчавший духом с каждым днём. Никто не верил возможности такого поста. Но Лёшка был перед моими глазами все эти сорок дней. Теперь он совершенно забыл о табаке, алкоголе, женщинах, сквернословии. Но и бог в его речах присутствует весьма редко. Издал две книги. Прославился, но не рад.
Отрезвляющий удар подстерегал меня в Байкальске. А если бы этого удара не было? Что бы я делал? По-прежнему корпел бы над романом? Погоди, погоди, Виктор Борисович, по общепринятым меркам ты преуспел. Так? Так! Социальный статус завоеван? Ещё как завоеван! Ты известен в недосягаемых ранее тобой кругах Байкальского региона и даже Сибири, о тебе узнали в литературной среде столицы? Ещё как узнали, Баржанский громыхнул!
И это ты, неблагодарная тварь, считаешь поражением? Несомненно, поражением. Почему? Обоснуй, как говорят зеки Острога.
И вот я тужился в этом скверике, обрамлённом акациями, ответить на это «Почему?». Вся проблема, наверное, в том, что ты полагаешь, что мысль внутри тебя, когда этого просто не может быть. Не мысль должна быть в человеке, это уродство, а человек должен быть охвачен мыслью. Ты думал, что выплёскиваешь мысли, которые вспыхивают в тебе? Это тлели искры твоих желаний, жалкий кусок гниющего изо дня в день мяса, заражённого дикостью и ужасом, названных литературой разных периодов и даже народов. Из каких таких гуманных побуждений обманывают тебя гуманитарные науки?
В памяти неожиданно возникли красочные картины, которые показывают в школах на уроках истории: первобытные люди с копьями и камнями убивают мамонта. Приступ бешеного веселья полыхнул во всём моём существе: у этой громадины с такой крупной конструкцией должна быть неимоверная толщина шкуры, которую даже теоретически невозможно проткнуть жалким подобием копья первобытного человека! Значит, вся эта наука – обман, ложь веков! Ничего этого не было и не могло быть! Тогда зачем же ты поверил этой лжи?
Неважно, что твои учителя были рады обманываться, обманываются и обманывают других до сих пор. Почему обманулся и обманываешься ты сам?
Будучи не в силах понять точные расчёты и естественные законы природы, общество, в котором ты живёшь, возвышает себя словесным поносом и потоком, возведя их на уровень магии, предназначенной для общества. Далеко-далеко в твоей памяти не умирают Сеченов и Павлов, которым не преминули приписать религиозность. Но люди, понимающие, что с тайной можно сделать только одно – увидеть её, давно прозрели сущность всех религий, за которой представала другая тайна. В этом была и будет всегда их религиозность.
Ладно, Виктор Борисович, пусть остаётся социальный статус. По крайней мере, ты заработал его. Прими и забудь о нём. Пусть и повесть эта о партизане, пусть и роман, который уже приносит деньги. Никто их читать не будет. И слава Богу. Твоё участие в увеличении лжи и зла мизерное. Прими этот факт как утешение. Мои знакомые зеки в Остроге в таких случаях говорят: «Не бери в голову, бери промеж ног!».
-Абрам, вот ты где? А я думал, совсем решил нас бросить! Колян, познакомься, это Виктор Абрамов – уже признанный классик!
-Николай Цивилёв, поэт. – Вялая рука пожала мою.
Густо обдавая перегаром, меня обнял двухметровый поэт Володя Литовченко. Возле него, как детсадовец, топтался белобрысый гость «Байкальских зорь», которого я утром видел в редакции.
-Ты представляешь, Витька, что творится в мире, - не умолкал, присаживаясь на скамейку Володя, - во всём СССР объявлена безлимитная подписка на газеты и журналы.
-Да ну! Ты где это вычитал?
-В тех же газетах и журналах, по телику объявили. Ты представляешь, классик, что сейчас будет?
-Не представляю. Бунт, революция? Встанут все заводы и фабрики?
-Не ёрничай. Люди будут читать!
-До этого не умели? Мы самая читающая страна в мире.
-Самая читающая, - подтвердил белобрысый Коля, поправляя сползающие очки. Пьяный, в клетчатой бледно-красной рубашке он походил на Шурика из бессмертного фильма «Кавказская пленница».
-Да бросьте вы, ребята! – Рассмеялся Володя. – Теперь серьёзная, настоящая, подлинная, литература попрёт.
-Куда?
-Что куда?
-Литература куда попрёт?
-Ну вас к чёрту! Колька, сиди здесь. Абрам, сгоняем в магазин. В куражах я сегодня, гонорар получил.
Мы вышли из квадратного окружения акаций, оставив на скамейке, клюющего носом, белобрысого Колю. Две мамаши катили коляски по площади Гостиного двора, где бабки расставив на прилавках всякую снедь и овощи, скучали в ожидании покупателей, которые кружили по площади, магазинам и ларькам, пододвигаясь к торговым рядам.
-Вот у них и возьмём самогон. Караваиха тут такое зелье продаёт, даже моя Ленка рекомендует, - признался Володя.
-А почему Коля с тобой?
-Да я его из редакции прихватил. Его же там со всех сторон облапошат, последнее с нашими мужиками пропьёт.
-Хороший поэт?
-Бесподобный!
-А ты почитай его стихотворение сверху вниз и снизу вверх.
-Ничего себе приёмчик. И что должно получиться.
-Если то же самое, то дальше можно не читать. Движение должно быть только вперёд, при этом чтение в обратную сторону покажет бессмыслицу. Раскрывающийся смысл только при правильном чтении.
-Интересный приёмчик! Надо будет попробовать. Тетя Маша – литру нам. – Володя наклонился к тучной бабке за прилавком, настороженно стрельнувшей в меня опытным взглядом торговки самогоном. – Это свой, тётя Маша.
-Не очень-то и свой… Небось, деньгу за стихи получил? – спросила тётя Маша, вынимая из большой сумки бутылку, завёрнутую в «Правду Байкала».
-Деньгу, деньгу… Сдачу себе оставьте.
-Спасибо, Володенька! Хоть один понимающий, но и тот поэт.
-Динка убирается у тебя?
-Иногда забегает.
-Как Белла Иосифовна?
-К операции готовят.
Наверное, уже весь Байкальск знал, что у тёти Беллы рак груди. Тема была тягостная. Лучше бы о ней знали только родственники. Литовченко это понял и предупредительно замолчал.
К нашему приходу Коля уже мирно спал на скамейке.
-Пусть поспит. У нас ещё будет разговор. – Рассмеялся Литовченко. – Домой я его возьму. Ему же некуда идти.
Каким-то чудесным образом на соседней скамейке он расстелил газету и разложил на ней появившиеся откуда-то два куска хлеба, кусок сала и луковицу, а в стакан, оказавшийся в его руке, налил мутную жидкость.
-Ну, за мой новый сборник. Кстати, подарю. «Живой родник» называется, - он залпом опрокинул стакан и тут же снова наполнил его. И протянул мне.
-Что за название, Володя? Мёртвый что ли бывает родник?
-Ничего ты не понимаешь, - благодушно обронил Володя и вздохнул. – Понимаешь, живая вода. Оживляющая вода.
-Ну и омертвляющая должна быть! – Парировал я, подавая ему обратно стакан, так и не прикоснувшись к жидкости.
Володя не спорил, не принуждал меня и принял стакан.
-С тобой трудно говорить, но ты хороший друг! – заявил не пьянеющий двухметровый поэт, глядя поверх остриженных кустов акаций на площадь.
-Всё дело в том, что русский человек по природе своей лирик, а философия, как и честь, ему ни к чему.
-Э-ээ, не блуди словами! – Погрозил мне пальцем Володя. – Хотя какая мне разница. На хера мне твоя философия. Вот – Байкал, Байкальск, и это всё моё родное, это родина моя… Гонорар главное. Ленка с ума сойдёт от радости. Да, сегодня в редакции сказали: Баржанский едет!
Это было сказано, как – корабль показался…
Воспользуйтесь платформой Pokupo.ru для монетизации творчества. Без абонентской платы и скрытых платежей, взимается только комиссия с оборота. При обороте до 30 тысяч рублей можете работать вообще без комиссии.
С Pokupo начинать бизнес легко!
По всем вопросам - к @ivelon. Или в телеграм-чат сообщества Pokupo.