"Выдёрныш-29"
Он же - по другому летосчислению -"Вставыш-2", мой предпоследний поскрёбыш относительно армии...
***
Однажды на летних учениях роты мы принимали пищу под открытым небом, на импровизированном столе из грубых досок. Ничего особенного, просто привыкали к любым возможным условиям боевого обучения, где приём пищи по определению не мог быть на первом месте…
Напротив меня через стол оказался один сержантик невысокого роста, которого все в роте старались избегать: очень уж он был, извините за выражение, «залупонистым», прилипчивым по делу и без, «упоителем» собственной власти (хотя и небольшой)… Глядя на меня, он что-то потребовал от меня не уставное, типа: подать ему крышку от его же котелка, которую легко мог достать и сам. Сидящие за столом опустили глаза, дабы нет видеть издевательства надо мной, впервые попавшего в «сержантские» силки.
Я, помимо своей воли, послал его по известному адресу, и все затихли от этой дерзости, предчувствуя драку. И, действительно, сержант аж поперхнулся от неожиданного ответа. И тут же решительной походкой направился ко мне напрямую, просунувшись под столом. Когда он выпрямился перед моим взором, он сразу же нанёс мне удар в лицо, но я уклонился, а затем сграбастал тщедушное тело говнюка и перекинул его обратно через стол на его же место!
Оправившись от шока, он вскочил сапогами на стол и попытался нанести мне удар уже сапогом. Я поймал его за ногу и изо всех сил толкнул обнаглевшего сержантика опять назад, к его же месту, и в этот раз он перекатился по столу и по инерции улетел в кусты ивняка за его спиной, где плотно свалился в них и долго там барахтался, пытаясь подняться… Несмотря на яростный 3х-этажный мат из его горячих уст, солдаты за столом едва сдерживали смех от столь нелепой, «чаплинской» ситуации…
После «обеда» я был вызван в офицерскую палатку на «ковёр». При входе в неё я нос к носу столкнулся с «моим» сержантиком, вызванным к начальству чуть раньше моего. По его кислому виду я понял, что он получил своей «приправы» полной мерой, и это неожиданно успокоило меня «А почему бы и нет? Я всего лишь оборонялся, в отличие от этого мерзопакостника, который превысил свои полномочия, пытаясь меня избить!»
Красавец Киселёв лежал на своей походной кровати поверх одеяла в полный рост (а был он очень высок), и сходу спросил меня, хорошо ли я знаю устав срочной службы? Не дожидаясь ответа, сам процитировал то место, где сказано, что солдат обязан БЕСПРЕКОСЛОВНО подчиняться приказам вышестоящих командиров, а любой сержант является для солдата таким же командиром, как и офицер.
«Почему вы не выполнили приказ вашего младшего командира?» «Какой приказ? Подать ему крышку от котелка?» «А солдат не должен обсуждать приказы! – возвысил голос Киселёв. – Он обязан их неукоснительно выполнять! Для этого и существует субординация и воинская дисциплина!»
Едва я раскрыл рот, чтобы ответить и на этот спорный постулат, как ротный резко оборвал меня: «Для начала объявляю вам два наряда вне очереди! Но если подобное повторится, вы будете подвергнуты десятисуточному аресту и проведёте его на гауптвахте!»
Он встал с кровати, дабы подчеркнуть важность и строгость собственного предупреждения, и, выдержав паузу, вдруг сменил свой беспрекословный тон, как мне показалось, на более человеческий, потеплевший.
«Мы с вами ровесники, рядовой (далее следовала моя фамилия), но я уже третий год возглавляю роту и сделал её в полку образцовой! Разве я добился бы этого, если бы не приучил самого себя к жесточайшей самодисциплине, если бы не требовал такой же дисциплины от подчинённых? Любой успех в армии не возникает на пустом месте. Вы видите мою работу каждый день, и если способны анализировать, вы сумеете почерпнуть из неё что-то полезное для себя, как солдата, вырасти в настоящего воина.
У вас для этого всё есть, кроме одного: способности беспрекословного подчинения! Вы слишком хотели бы перекроить армейскую службу по своему разумению, но так не бывает! Уставные требования кажутся на первый взгляд примитивными, написанными на коленке, а на самом деле это сконцентрированная мудрость, проверенная десятилетиями, если не веками!
Я хочу, чтобы с сегодняшнего дня вы научились чувствовать в себе эту «развилку», когда служебные требования сталкиваются внутри вашего организма с мучительным несогласием их выполнять, с вашим импульсивным протестом! Но это только первый шаг – ощущение «развилки»! А вторым шагом должна стать осознанная воля, подавляющая ваш протест!
При всей фантастической трудности этого шага только он открывает путь к формированию настоящего солдата, подлинного защитника родины! Вы должны гордиться не тем, что проявили смелость в столкновении с недоумком-сержантом, а гордиться признаками того потенциала вашей личности, который поднимает вас над любыми обстоятельствами ради высокой цели, а не ради мелкого тщеславия! Вы меня понимаете?
Драки с мерзавцами на какое-то время спасают в нас чувство собственного достоинства, но при этом отбирают нас у родимого отечества, которое всегда рассчитывает на нашу защиту! Когда вы это поймёте, вам станет легче переносить мелкие унижения от любого сослуживца или даже офицера, потому что выше всего этого на вас будет смотреть… родина!»
Киселёв помолчал и негромким голосом добавил: «Идите, вы свободны…»
Я вышел из командирской палатки, полный смятения и противоречивых чувств. Никогда ещё обожаемый командир не говорил со мной столь доверительным тоном и не был столь убедителен!
И, в самом деле, не ради ли нашей любимой родины придумана служба, не нам ли, послевоенным детям, доверено защищать её от угрозы новой войны и дать ей зализать глубочайшие раны от недавнего кровопролития?
Все наши мелкотравчатые обиды и полудетские драки, вместе взятые, ничего не стоят перед лицом великой родины и пережитых ею мук! Сегодняшняя стычка оказалась ниспосланной небом, – и только для того, чтобы наедине со мною, буквально душа в душу, поговорил со мной в неказистой походной палатке мой несравненный высокий командир, почувствовавший во мне трепетную готовность к такому разговору!
С переполняющим душу ощущением неосознанной гордости я с каким-то пьянящим восторгом подумал, что родина и сегодня способна рождать сыновей-героев, самоотверженных и патриотичных, таких, как старший лейтенант Киселёв, а через него она сейчас говорила и со мной!
Короткий разговор с командиром запал мне в душу навсегда, и было очень жаль, что он не состоялся раньше.Тогда бы я, озарённый высоким пониманием службы, гораздо легче пережил бы многие свои неурядицы на солдатском поприще…
Тот же Олтыбаев попортил мне кровь не одними угрозами боксёрского хука, но и эпизодами реальных унижений. Во время полковых учений на подмосковном полигоне, когда хлестал беспощадный июльский ливень и личный состав роты находился в палатках, Олтыбаеву, к нашему несчастью, вздумалось устроить нам приём пищи «на свежем воздуе», и он приказал немедленно выйти всем из палаток и «пообедать консервами» на дощатых столах, утопавших в потоках воды.
Народ, не желая встречи с его пудовыми кулакамим, безропотно вывалил из палаток и сиротливо пристроился к «обеденным столам»,распоров консервные банки навстречу потоку и глотая холодную тушёнку пополам с дождевой «запивкой»!
Перед выходом из палатки я сказал своему другу Молостову, что не намерен больше терпеть выходки «Чингис-хана», и удивляюсь, почему обладатели более длительного срока службы, чем я, продолжают это терпеть! Лёша, как всегда, тонко усмехнулся и сказал, что сперва хотел бы посмотреть на меня, а потом уж и они подключатся…
Я развернул свою плащ-палатку и накинул себе на плечи и голову, – и только после этого вышел под ливень. Олтыбаев, увидев «белую ворону» в моём виде, подошёл ко мне и резким движением сорвал с меня плащ-палатку и накинул её на себя! За мгновение до этого я увидел сквозь водяную пелену огромные глаза Леши Молостова, с вопросом и надеждой смотрящие на меня.
Когда я попытался что-то вякнуть Олтыбаеву, я осадил сам себя и осёкся, предствив себя корчащимся в полигонной грязи! Молостов, который находился в непосредственной близости от меня, прошептал мне на ухо, словно отвечая на мой вопрос: «Вот ПОТОМУ и мы…»
Но приближающийся финал службы приготовил мне и свой потрясающий сюрприз! Когда уже основной ряд моих товарищей уволился в запас, и на службе оставались только два моих замечательных друга, два Владимира, – Яковенко и Постников, – один из них сказал мне по секрету, незаметно оглядываясь, чтобы я готовился к самому худшему: МНОЙ ЗАИНТЕРЕСОВАЛСЯ ОСОБЫЙ ОТДЕЛ!
«О моей службе в советской армии-9»
Выдёрныши по порядку:
первые 10 выдёрнышей вторые десять выдёрнышей двадцать первый двадцать второй двадцать третий двадцать четвёртый двадцать пятый двадцать шестой двадцать седьмой двадцать восьмой