Семейный праздник (30)
30.
Он парил в звёздном чёрном поднебесье, впервые в жизни, и думал о людях. Вернее, об одном человеке – о бабушке. Он страстно хотел услышать её голос, но он не слышал его.
Он и в гнезде побывал, и даже садился на крышу близ её окошка, – но голоса бабушки он не слышал… А услышать нужно было немедля, сейчас – иначе потом будет поздно!
Там, на канале, он всё же услышал несчастного угря, тот пискнул раза три и вновь умолк, но аист навсегда запомнил место. Теперь найдёт его, пусть даже в темноте, найдёт немедленно, по первому призыву! Лишь только связь живая с человеком теперь нужна, смертельно как нужна!
Он вспомнил, что тогда услышал голос, когда в гнездо вернулся с высоты… Так, может, и сейчас, в ночном высоком небе, в то состояние сумеет он вернуться?
И он летел, неведомо куда, впервые боль тупую ощущая: не в сердце, не в груди, – в желудке боль! Она ему настроиться мешала, она рождала в нём предсмертный страх!..
Он понимал, что близится тот час, когда его покинет эта сила, несущая на крыльях над землёй… А, может быть, придёт и та минута, когда и сила жизни прочь уйдёт… Тот час и та минута – на подлёте…
Так пусть ещё хоть раз придут виденья, какими б ни были они, – пускай придут!.. Уже не тот, кто в сердце, – сам он жаждет увидеть мир необъяснимых грёз…
И он увидел: нет, не сон туманный, а необычно ясную картину; и он услышал: нет, не тихий голос, – а в гулкой ночи страстную молитву!..
«Природа-мать, я многое изведал: родимый край покинул без боязни, и на пути терял истоки жизни, и забывал о радостях любви, на камнях спал, туманом укрывался, без пищи шёл, почти изнемогая, подошвы ног разбил в пути до крови, – но шёл вперёд, в ушибах и в крови…
Нет, не звезда высокая средь ночи, и не светило жаркое в зените, – вело меня могучее желанье познать начала мира и концы, познать себя в пределах горизонта, познать себя и за его чертою, и отыскать в долинах мирозданья великих тайн заветные ларцы…
И что же я, земли наивный отрок, нашёл в пути, что понял и осмыслил, и хоть на миг приблизил ли открытье непостижимой тайны бытия? – Я не нашёл не только объяснений ни для одной из мучивших загадок, но даже то, что мне казалось ясным,– не узнаю, не понимаю я!
Во мне самом жила такая тайна, которой я не знал до испытанья,– и посреди жестокого страданья явился мне мой собственный двойник! Но если мне ты – мать, ему – праматерь, то он во мне, как тайный пожиратель, от веку жил! – выходит, я создатель того, кто из моей души возник!
И как теперь с раздвоенною волей мне избежать душевных мук и болей, иль до конца отныне горькой долей отмечен будет мой дальнейший путь? Природа-мать, ответь родному сыну, ответь сейчас, ведь я под небом стыну, и, может быть, вот-вот шагну в трясину, а из неё уж некуда шагнуть…»
О, как пронзительна и одинока фигура мальчика среди земли! Его вопросы – вечные вопросы, а вот ответы – где, в какой дали?
И вот он слышит голос Матери-природы:
«Я понимаю, знаю муки сына, – моя вина в мучениях детей… Но что ответить каждому – не знаю… Я родила тебя, как раньше брата, чтоб сами вы прошли земной свой путь…
Один пойдёт дорогою добра, и, может быть, погибнет очень скоро, другой пойдёт дорогой злодеяний, и будет жить – кто знает? – целый век, а третий в сопряжении двух линий построит свой мучительнейший путь…
Ведь я сама не знаю, как мне выжить, и вы – мои разведчики в веках!.. Ты в муке оттого, что съел зверька, что сам убил невинное созданье? Но если б ты от голода погиб, ужели это было бы разумней?
Вы все на свет природой рождены, и все мне одинаково нужны, но я не знаю, как вам подсказать, чтоб жить на свете – и не убивать…
Я лучше притчу расскажу тебе… А дальше – сам решай в своей судьбе!..
Вот эта притча, слушай всей душою!
«Летел над миром славный мотылёк, и путь его был странен и далёк; куда летел – никто о том не знал, и каждый удивлённо вопрошал: «Ты куда, ты куда, мотылёк?»– «Я ищу, я ищу огонёк…»
И мотылёк летел над сонмом трав, бесповоротный путь себе избрав, не замечая жизни луговой, и снова слышал крики за спиной:
«Как ты глуп, как ты глуп, мотылёк! Твои крылья сожжёт огонёк!»
Но мотылёк летел, он что-то знал, чего не знали те, кто снизу звал; он слышал зов неведомых начал, и он оттуда, сверху, отвечал:
«Я не ласки прошу у судьбы – я ищу и желаю борьбы!»
И все решили – глупый мотылёк! Ему с цветка порхать бы на цветок, пить сладкий мёд, и в капельках росы смотреть на небо в тихие часы…
«Пропадёшь, пропадёшь, мотылёк, потому что твой путь одинок!»
Но он летел, пока хватало сил, и у судьбы пощады не просил, и встречным всем напоминал о том, что скоро тьма падёт на каждый дом.
«А во тьме всё равно, всё равно каждый светлое ищет окно…»
И в самом деле, вскоре свет погас, и каждый ужаснулся в этот час, и каждый захотел, чтоб хоть на миг далёкий луч в жилище к ним проник.
«Где ты, где, отзовись, мотылёк?» Но он был недоступно далёк!..
А мотылёк тем временем летел в прекрасный и неведомый предел, и он достиг, чего всю жизнь искал: он огонёк увидел среди скал!
И сказал: «Я иначе не мог, - я нашёл тебя, мой огонёк!»
Был огонёк прекрасен, ярок, смел, но он был мал и в скалах пламенел: никто не видел свет его лучей, не достигал тот свет ничьих очей…
И спросил у него мотылёк: «Для кого ты горишь, огонёк?» –
«Меня ласкают нежно ветерки, и будоражит горний гул реки, и даже дуновенье крыл твоих навеки породнило б нас, двоих,- но ко мне подлетать не спеши: от сожженья себя удержи!..» –
« Но ты горишь, не видимый во мгле, а света ждут на сумрачной земле; и потому, высокий свет любя, я отдаю тебе всего себя!»
И сгорел в огоньке мотылёк, и увидел весь мир огонёк…»
… Когда голос, поведавший притчу, умолк, юноша вскинул голову:
- Спасибо, что надежду мне вернула и для себя призвание найти на этой неприкаянной планете! Так подскажи и дальше: где тот край, где нужен я кому-нибудь на свете?
- Нельзя подсказками прожить, мой сын родимый, но так и быть, последнее скажу: где б ни был ты, ищи большую птицу, что аистом зовётся, – ей поможешь… А чем и как, – и сам в пути поймёшь…
- Постой, не умолкай, ещё вопрос: мои цветные тени потускнели, и появилась чёрная: она становится чернее и жирнее… Что значит это?
-Это значит, что ты становишься нормальным человеком: не мальчиком наивно-неземным, а грешным в меру, в меру заземлённым…
- А кто же меру ту определил?
- Никто, мой сын,– лишь собственное сердце: прислушайся к нему, и ты поймёшь…
- Но чёрный цвет – постыдный цвет у тени, он означает чёрное в душе… Я не хочу ходить с такою тенью! А может быть… и белая есть тень?
- Ты никогда не спрашивай об этом! Кто видел эту тень – того уж нет!
- Но всех цветов источник – белый цвет!
- И поглотиться можно белым цветом! Короче, отправляйся дальше в путь; о чём просила – помни, но прошу: о белой тени лучше позабудь!
… Природы-матери глубокий голос ушёл к себе, в неведомые недра, а юноша дышал спокойной силой и знал теперь, что нужен на земле…
Так вот какое славное виденье явилось аисту в ночном полёте! Ему на помощь юноша спешит! Спеши, мой друг, спеши, – пусть даже в нежных грёзах, но торопись в пути, пока не сгинул я…
И в этот миг, уже вблизи гнезда, услышал аист голос вожделенный! Старушка снова говорила с ним!
- Нет, не дадут ни мне поспать, ни тэбе, - так и таскають яблоки в саду… Уж я и с палкой скольки выходила, и во дворе на лавке засиделась, а им одно: ня слухають, а идуть!
Ты где лятав, от криков цих подале? И ты лятав, и в доми никаго…
Где ето Зинка поздно так гуляеть? Ти не случилась ли чаго, каб знать?..
Ты не видав дачкУ мою, ай видев? –
«Нет, я не видел, был в другой дали… Мне подал звук подводный обитатель, и я хотел бы это разгадать!.. Ты помоги мне, как и обещала, - послушав, разгадать подводный зов!..»
– Хай буде так, но слышу я травогу, что ходить возле мэни по двору… Ты поднимись у небо, и оттуда увидишь Зинку, и унуков тоже, – и скажешь мне, колы их ждать у дом…
А до тех пор, пока я здесь травожусь,- я не смогу табе ничем помочь… Ляти скорей, я на дворе побуду… и сад постерягу, и дом пустый…
Ну, что ж, скорее в путь! Прогнать усталость! И в темноте я вижу, как при свете! Я отыщу их всех, – и тут же к ней!
А там – хватило б только сил последних добраться до печального канала и, наконец, всё вызнать, всё понять!
Несчастный, разве мог он знать тогда, что мать лежит в машине, а машина – в пятнадцати верстах уже от дома?..
(Продолжение следует)
часть 1 часть 2 часть 3 часть 4 часть 5 часть 6 часть 7 часть 8 часть 9 часть 10 часть 11 часть 12 часть 13 часть 14 часть 15 часть 16 часть 17 часть 18 часть 19 часть 20 часть 21 часть 22 часть 23 часть 24 часть 25 часть 26 часть 27 часть 28 часть 29