«Премьера Голоса». Исторический детектив Юрия Москаленко «Адмиралы» (часть 25-я)
Обложка @konti
Автор: Юрий Москаленко @biorad
Продолжение. Часть 1-я, часть 2-я, часть 3-я, часть 4-я, часть 5-я, часть 6-я, часть 7-я, часть 8-я, часть 9-я, часть 10-я, часть 11-я, часть 12-я, часть 13-я, часть 14-я, часть 15-я, часть 16-я, часть 17-я, часть 18-я, часть 19-я, часть 20-я, часть 21-я, часть 22-я, часть 23-я, часть 24-я
Адмиралы. Книга вторая. Тайна адмирала Сенявина
Часть 25-я
— Этой фамилии в дневниках нет. И даже начальной её буквы. Но несколько раз Сенявин упоминал некоего поручика. Согласитесь, поручик на флоте — это нонсенс. Тут что-то не вяжется…
— Больше ничего вас в этих дневниках не насторожило?
— Есть ещё одна интересная деталь. Однажды адмирал упомянул женщину. В отличие от неустановленного поручика, у этой женщины есть, по крайней мере, имя.
Огиньский внезапно замолчал, потому что в дверь тактично постучали. Я опять взвёл курок пистолета в кармане пиджака. От внимания Клеофаса этот манёвр не ускользнул.
— Расслабьтесь, здесь нет врагов.
Я ничего не ответил, только крепче сжал рукоятку пистолета.
— Войдите, — пригласил мой собеседник.
У дверей стоял официант. Знаками он показал, что хочет заменить приборы.
— Перекур, — улыбнулся Клеофас, достал сигарету и уведомил меня: — С вашего позволения, я отлучусь в одно известное место…
Он ушёл, а я попытался обдумать то, о чём он рассказал.
Судя по записям Сенявина, вернее «выпадению» целого периода можно было предположить, что его эскадра или хотя бы часть её участвовали в Трафальгарской битве. Но адмиралу был дан чёткий наказ нигде об этом не упоминать.
Далее — зашифровка человека, который был для адмирала, если можно так выразиться, неприкосновенной особой. А не наш ли это поручик Галицкий, который так лихо расправился с помощью стилета с адмиралом Нельсоном? Вполне возможно, он носил сухопутное звание. Кто такой поручик? Офицер для поручений, который выполнял задания особого свойства? Но ведь Галицкий таким и был.
Теперь — женщина. Ею может быть как Мария, что было бы оптимальным вариантом, так и любая другая. Что-то мне подсказывает, что это была именно она. Но ничего, сейчас узнаю у Клеофаса. Где же он запропастился?!
Дверь внезапно растворилась. Это был Огиньский, но теперь он был не похож сам на себя. Белый воротничок алел от крови, которая струилась с разорванной мочки уха, фрак был разодран.
Клеофас крикнул только два слова:
— Засада! Бегите!
Затем повернулся к двери и проворно провернул два раза ключ в замке.
— Они вас не видели!
Очевидно, это были последние слова в его жизни. Шесть выстрелов расщепили дверь в кабинет, и пули впились в спину Огиньского.
Я рванул к потайной двери.
Покойник оказался прав — я без труда выбрался в другой квартал и без труда оторвался от погони. Вот только стало ли от этого легче?
Во-первых, я остался без напарника. А во-вторых, где теперь искать дневник адмирала Сенявина?!
Тель-Авив. Бульвар царя Саула.
Коммунальная штаб-квартира «МО$$АД-РВС».
Декабрь 2006 года
Редко какие события могли выбить из колеи Льва Моисеевича Либерзона. Он давно уже привык сгребать все свои нервы в кулак и делать невозмутимое лицо. При любой игре — хорошей или плохой. Вот и на известие о гибели Клеофаса Огиньского внешне он никак не среагировал. А ведь многие подозревали, что потомок великого композитора был далеко не случайно отправлен самое спокойное место Европы. И этот польский «шляхтич», как его несколько презрительно называли в некоторых отделах «МО$$АД-РВС», был ни много ни мало внебрачным сыном Либерзона.
Конечно, проникнуть в душу шефа никто не мог, и считать все его эмоции тоже, но каждый из сотрудников пытался хотя бы жестом или взглядом выказать своё сочувствие и участие.
Лев Моисеевич смотрел на всех с прищуром и подмечал насколько искренни эти проявления чувств. Это был своеобразный тест, и тех, кто отнёсся к потере «бойца» достаточно жёстко, ожидала небольшая психологическая проработка. Равно как и тех, чьи чувства были чересчур мягкие.
— Водку надо пить в меру — сказал Джавахарлал Неру! — бурчал Либерзон, когда чья-то реакция не оправдывала его ожидания.
Но внешне по нему нельзя было сказать, что новость парализовала его. Разве только улыбка, появляющаяся на его лице ещё реже, чем секс у 80-летних супругов, в эти дни и вовсе исчезла. К тому же он практически перестал разговаривать со своими подчинёнными, перепоручив руководство людьми своему заму, появившемуся совсем недавно, после отъезда Митяя.
Эта мрачная сосредоточенность шефа доводила его зама до колик в животе. Из-за этого он не в меру нервничал и часто спотыкался там, где скользко вовсе не было. А порой без всяких на то причин ударялся в неоправданную панику, чем и вывел из себя Льва Моисеевича. Великий немой вдруг заговорил. Резко, язвительно, но и по обыкновению ёмко.
— Как говаривала моя бабушка Двойра в таких случаях: вам бы только горобцам дули крутить. Чего вы всполошились? А если бы я, не приведи Всевышний, с аппендицитом слёг? Тогда бы у нас в штаб-квартире правили бы два придурка в три ряда? Пора вас взбодрить! Сейчас вы делаете цыганочку с выходом из моего кабинета, а завтра в 9.00 я жду вас с подробным досье на адмирала Сенявина. Только не надевайте плавки, в Баренцевом море водятся нерпы.
На следующее утро перед Либерзоном лежало несколько страничек текста. Он надел очки и начал читать:
Дмитрий Николаевич Сенявин родился в семье, имеющей большие военно-морские традиции.
— Чушь, — произнёс Лев Моисеевич. — Ребёнок рождается у женщины, независимо от того, кто наделил её своей генетической программой.
Во времена Петра I братьев Сенявиных было ничуть не меньше, чем братьев Орловых при Екатерине Великой. По крайней мере — четыре: Ларион, Ульян, Иван-Меньшой и Наум.
Конечно, потеснить на императорском ложе Марту Скавронскую они не могли, но, зная большую любовь Петра к морям и океанам, ровно половина из них «заделались» мореманами. Иван-меньшой дослужился до главнокомандующего Каспийской флотилии, а Наум стал первым вице-адмиралом российского флота, руководя днепровской флотилией.
А дальше — больше. Сыновья адмиралов не могли просто так прожигать жизнь. Естественно, они начали свою службу на флоте и дослужились до адмиралов.
Николай Иванович Сенявин «выбился» в вице-адмиралы, на излёте третьей четверти XVIII века руководил Кронштадтским портом. А его двоюродный брат Алексей Наумович и вовсе стал полным адмиралом, командовал Донской и Азовской военными флотилиями.
Дмитрий Николаевич Сенявин по рождению приходился внучатым племянником Наума Акимовича, а также был двоюродным племянником Алексея Наумовича.
Он родился 6 августа 1763 года в Калужской губернии. Если можно так выразиться, в губернии, находящейся вдали от больших дорог.
До девяти лет ребёнка никто особо не отвлекал от «золотого» детства. Да, был барчуком, но о море никогда не думал: где Калужская губерния, а где море?
Расставание со старшим братом пережил без особых слёз — тот как раз уехал, чтобы стать морским офицером.
Но с началом 1773 года всё изменилось. Алексей Наумович решил сделать из двоюродного племянника человека, и Дмитрия, которому не было и 10 лет, определили в Морской шляхетный кадетский корпус.
Перестраиваться на новые рельсы было однозначно сложно. Если дома он чувствовал себя маленьким хозяином, то здесь за малейшую оплошность «снимали стружку». И тем не менее Дмитрий всегда знал: его ближайшие родственники — адмиралы, а значит, в случае чего могут обеспечить послабление.
Лев Моисеевич перелистал ещё несколько страничек, но так и не нашёл, чего искал. Всё это было достаточно банально и не раскрывало главного.
Ну и что из того, что в 1777 году Сенявина произвели в гардемарины? А спустя несколько месяцев он ушёл в плавание из Кронштадта в Ревель и обратно?
Где тот момент, который вывел его в первые ряды из десятков русских адмиралов своего времени?!
Продолжение следует...