«Премьера Голоса». Исторический детектив Юрия Москаленко «Адмиралы» (часть 27-я)
Обложка @konti
Автор: Юрий Москаленко @biorad
Продолжение. Часть 1-я, часть 2-я, часть 3-я, часть 4-я, часть 5-я, часть 6-я, часть 7-я, часть 8-я, часть 9-я, часть 10-я, часть 11-я, часть 12-я, часть 13-я, часть 14-я, часть 15-я, часть 16-я, часть 17-я, часть 18-я, часть 19-я, часть 20-я, часть 21-я, часть 22-я, часть 23-я, часть 24-я, часть 25-я, часть 26-я
Адмиралы. Книга вторая. Тайна адмирала Сенявина
Часть 27-я
Бравый капитан пробыл у неизвестной красавицы примерно с четверть часа.
Свечи с моей стороны дома так и не зажгли больше, но я не рискнул отправиться в обход, чтобы убедиться, что хозяйка и её гость переместились именно туда — испугался упустить объект.
Пытался прочесть эмоции на лице капитана. Мне показалось, что ни одна мышца не дрогнула, он вышел за калитку таким же бесстрастным, как и вошёл. Либо он хорошо умеет владеть собой, либо остался недовольным тем, что произошло внутри дома.
Через три дня он покинул Санкт-Петербург. Ни одной попытки связаться с этой женщиной он больше не предпринимал.»
Была ещё и приписка. Из одного предложения.
«В апреле 1789 года одна из столичных княгинь родила дочь, которую назвали M. И упорно говорили, что её отцом является некто военно-морской офицер…»
— Кто эта таинственная М? — вслух произнёс Лев Моисеевич.
Сколько ей было лет во время Трафальгарского сражения? 16 и несколько месяцев. Могла ли она быть Марией из летучего десанта поручика Галицкого? Почему Дмитрий Сенявин в своём браке, который сложился через несколько лет после рождения М., одну из своих дочерей назвал именно Марией? Случайно или намеренно? Поддерживал ли он связь со своей незаконнорождённой дочерью, если таковая вообще была?
То, что Сенявин провёл в доме не более четверти часа, скорее, говорит в его пользу. Светские беседы длятся гораздо дольше. Какой-то близкий контакт за эти четверть часа? Маловероятно. Но не исключено. Для того чтобы вдохнуть искру жизни порой хватает и 10-15 секунд. Может быть, именно из-за этого его и «попросили» так быстро?
Вне всяких сомнений нужен дневник. Возможно, Дмитрий Николаевич что-то доверил бумаге. Хотя, зная этот упрямый характер, рассчитывать на «помощь из прошлого» по меньшей мере наивно…
Либерзон вернулся в кабинет. Решил посмотреть, до чего дошла мысль его нового зама.
Как здесь сейчас не хватает Митяя. Воистину: что имеем — не храним, а теряя — плачем. Но вырывать его из Испании сейчас нет смысла. Может быть, вгрызётся, найдёт этот злополучный дневник…
А пока глава разведки снова решил полистать листки, подготовленные Изей.
«В марте 1790 года Сенявин стал капитаном корабля «Навархия Вознесение Господне». 31 июля 1791 года адмирал Федор Ушаков нанёс поражение туркам у мыса Калиакрия, используя преимущество в построении боевого строя своих кораблей относительно турецкой эскадры (турки даже не успели поднять якоря) и ветер, помогавший нашим парусам.
В победной реляции Федор Ушаков нашёл добрые слова и для капитана второго ранга Сенявина, упомянув, что тот «оказал храбрость и мужество».
Либерзон улыбнулся уголками губ. Он-то знал из своего досье, как отзывался об адмирале Дмитрий Сенявин: «Осторожен. Нерешителен. Не рискует…»
А потому Сенявин решил действовать самостоятельно. И направил на корабли необученных матросов, которые грезили морем.
Кто любит себя в море, а кто-то море в себе…
В этом Лев Моисеевич не сомневался. Он был уверен в том, что можно мерить милями, а можно сантиметрами…
Ох, Одесса, жемчужина у моря. А бабушка Двойра — это графит среди алмазов или алмаз среди графитов?
— Старею, что ли? — пожалел себя Либерзон. — Всё-таки у бабушки было проще. Как она меня учила терпению? Просто рассказала маленькую историю.
— Док, не могли бы вы на пальцах объяснить, как у нас теперь с супругой будет самая весёлая жизнь? Не выковыряем ли ребёнка, поддавшись большой страсти?
Доктор улыбнулся:
— Интересное положение можно разделить на три триместра по три месяца в каждом… В первый вы можете себя ни в чём не ограничивать — ничем этот твёрдый орешек не расколоть. Во второй придётся жить по-собачьи. Надеюсь, вы меня понимаете?! А в третий — только по-волчьи…
— Это как? — удивился будущий папаша…
…И тут в дверь постучали.
— Разрешите?
На пороге стоял Изя.
— Стесняюсь спросить, вы прочитали мой отчёт?
— Это был последний раз, когда вы в этом кабинете первым задаёте вопрос, — не смутился Лев Моисеевич. — Иначе ваш вопрос не даст вам возможности утонуть в любом водоёме — вы знаете, что в воде не тонет, а в морозы не согревает.
— А теперь, кругом шагом марш? — снизил голос на два тона Изя. — Простите, я думал, что вы уже прочитали…
— Слишком много незначительных деталей. Вам ещё учиться и учиться штабной работе. И нет самого главного — рассказа об участии эскадры адмирала в Трафальгарском сражении. Возможно, как биографические данные ваши бумаги имеют какую-то ценность. Но в них нет никакой жизни, они практически мертвы. Нет интриги.
Подчинённый захлопал глазами, но сдержался.
— Запомните: только интрига движет людьми. В любой жизни. И у принцев, и у нищих. Первым хочется пощекотать нервы, а вторым — выбиться в люди. Давайте вопрос на засыпку: какова главная интрига в романе Александра Дюма «Три мушкетёра»?
Изя напрягся. Вопрос явно поставил его в тупик.
— Даже не знаю. Но как говорят французы: Cherchez la femme.
— Если вы имеете в виду самого Дюма-отца, то этот роман, скорее, навредил ему, чем помог. В 1844 году, когда он писал это произведение по заказу газеты «Le Siècle» (в ней «Три мушкетёра» публиковались с марта по июль того же года), его отношения с женой — Идой Феррье были окончательно испорчены. А вскоре супруги и вовсе развелись. Но однажды Париж несколько недель был на ушах, обсуждая историю, происшедшую между Дюма и Идой.
— Господи, что с тобой? — вскричала Ида. — Теперь с Александром Дюма в этом сонном городе никто не считается?
— Клятая лужа, — вздохнул литератор. — Поскользнулся и угодил в неё по самые плечи. Решил вернуться. Ты рада? Целовать не надо — просто принеси ужин…
Ида замялась…
— Ты же шёл на бал, там всегда отменно кормят. Словом, я ничего не готовила…
— И даже паштет из гусиной печени?
— И даже паштет из гусиной печени…
— Тебя я пока съесть не готов, но раз перекусить нечем, нарисую роскошный ужин в своём воображении…
С этими словами писатель взял в руки перо, чтобы со слов Атоса продиктовать меню ужина слуге.
Получилось не очень. Словно в кривом зеркале. Чем больше смаковал еду и вино благородный Атос, тем больше подсасывало под ложечкой у господина Дюма. В своих грёзах он выпил достаточно много горячительных напитков, а когда уже подумывал о том, чтобы сходить в отхожее место, случилось невероятное…
Продолжение следует...
Новый клиент экосистемы блокчейн-платформы Голос для поэтов
Проголосовать за делегата stihi-io можно здесь
